Будь в курсе
событий театра

20 лет - летят, летят, летят

Разработка сайта:ALS-studio

Версия для печатиВерсия для печати

«Трое на качелях» в Иркутском академическом театре драмы

Выпуск №1-211/2-018, Много лет спустя

Удивителен феномен долговечности некоторых постановок. В Иркутском академическом завидным долгожителем является спектакль «Трое на качелях» по пьесе Луиджи Лунари, поставленный заслуженным артистом России Геннадием Гущиным два десятилетия назад. Нет, это, конечно, не предел. «Юнона и Авось» в Ленкоме собирает аншлаги уже 37 лет. А «Необыкновенный концерт» в Театре кукол им. С.В. Образцова уже во второй редакции отметил нынче 50-летний юбилей. Но одно дело в Ленкоме, причем культовая рок-опера эпического размаха... А другое - странная абсурдистская вещица на четырех артистов для камерной сцены, где и мораль-то выудить непросто. Что же влечет и влечет зрителей на этот неувядающий спектакль?
 

Спектакль-пионер

Итальянский автор Луиджи Лунари написал более 30 пьес преимущественно сатирического характера, много лет сотрудничал с Малым театром Милана. Литератор жив-здоров и по сей день. Не так давно отправил в адрес Иркутской драмы письмо с благодарностью за то, что на охлопковских подмостках так долго и вдохновенно исполняют его анекдот «Трое на качелях». Ни в одном другом театре России эта пьеса не нашла такой счастливой судьбы. В нашей стране ее ставили не так много, пять раз, причем именно Иркутск опередил остальных постановщиков, и надолго. Московский театр им. А.С. Пушкина обратился к этой комедии в 2003, Малый театр Великого Новгорода - в 2004, Московский театр «Кураж» - в 2014, а питерский Театр на Васильевском - в 2015 году.
 

- Я наткнулся на пьесу в журнале «Театр» в 1998-м, - вспоминает режиссер Геннадий Гущин. - Если не ошибаюсь, это был первый перевод на русский язык. Мне текст с ходу понравился. Я в нем увидел и бурлеск диалогов, и нелепость ситуации, и контраст характеров, емких и выпуклых, и глубокий философский подтекст. Вот так, в добрый час, видно, взялся я за постановку. Спектакль родился, понравился, задержался на сцене. Наверное, прежде всего, потому, что удачно подобрались актеры. Они так влились в образы, так в них влюбились, что до сих пор, став на 20 лет старше, продолжают ими жить с явным удовольствием, привносят в них свои личные накопления и открытия, много и свободно импровизируют, словом, дышат полной грудью. А с ними вместе и зрители испытывают подлинные, искрящиеся эмоции.
 

Канва анекдота

Что же происходит в пьесе Лунари, в спектакле охлопковцев? Ну, для начала, никаких качелей там нет. Буквальных. В декорациях, в реквизите мы увидим минимализм, граничащий с аскезой. Пространство условно, пусто, невыразительно. Основные материальные объекты - четыре двери, три из которых впускают в действие трех главных героев, временами появляющийся небольшой стол, телефон на полу... Ах, да, еще нелепый синий холодильник, словно откопанный на кладбище погибших кораблей. О, про этот холодильник еще пойдет речь впереди!
 

Троица персонажей представляет собой букет из трех нарицательных типов: бабник (Игорь Чирва), солдафон (Николай Дубаков) и интеллигент (Александр Дулов). Каждый спешил по своим маленьким делам, но в суете сует вдруг притормозила их всех досадная остановка. Герои оказались одновременно в странном месте с тремя адресами и тремя изолированными входами, где им, застигнутым химической тревогой, приходится провести беспокойную ночь. Ситуация, уже парадоксальная, обрастает новыми и новыми бессмысленностями. Воплощенной кульминацией абсурда становится холодильник, из которого являются по желанию невольных пленников самые неожиданные «гостинцы»: пиво, лимонад, горячий (?!) шоколад, вино, а дальше - и вовсе моющее средство. В ходе динамичного развития действия и нарастающего возбуждения героев и зрителей инфернальный холодильник превращается в почти одушевленного участника происшествия. Для нас, сидящих в зале, он становится таким волнующим и значимым, что нам хочется пригласить его к себе домой.
 

Трое заложников курьеза, между тем, пытаются как-то скоротать остановившееся время. Занимаются болтологией, играют в карты, моют ноги, наконец. Впрочем, этим безмятежным занятиям предаются, в основном, «маски» Дубакова и Дулова. В то время как персонаж Чирвы не в силах унять смутный страх, перерастающий в настоящие панические атаки. Навязчивая догадка об истинном смысле случившегося не дает ему покоя.
 

Лучше всех играют блюз

Блеском диалогов тут мы обязаны, конечно, автору, написавшему их в лучших традициях комедии дель арте, бережному переводчику Николаю Живаго, но еще в большей степени - ансамблю исполнителей. Чирва разворачивает «крещендо» ужаса в такой «симфонической» торжественности, что зрители просто давятся от смеха. Дубаков, с оптимизмом бравого вояки, который Чирва клеймит как «непробиваемый» и «идиотический», пребывает в стойком мажоре. Дулов демонстрирует конформизм по отношению ко всему, с помощью наукообразной казуистики оправдывая диаметрально противоположные версии явлений. В его компетенции - с одинаковой элегантностью доказать как истинность, так и ложность видимых вещей. А уж абстрактных - и подавно.
 

Превосходно спевшееся актерское трио на «качелях» Лунари вытворяет просто черт знает что. Видели вы, как играют джаз матерые лабухи? Они не принадлежат себе, идут на поводу у каких-то непостижимых джиннов мастерства. Вот именно это проделывают в спектакле Чирва, Дубаков и Дулов. И зрителю тоже не остается ничего другого. Упоительный блюз, который в свободе и наслаждении «выводят» артисты, загипнотизированный зал впитывает с упоением.
 

Между тем, экзистенциальный эквилибр на арене все время снижается реакциями самыми бытовыми и приземленными, что создает особый, неподражаемый комизм. Еще больше комического вносят щедрые библейские аллюзии, возникающие, казалось бы, по самому «затрапезному» поводу. Сакральная нумерология: три подъезда, три входа, семь этажей. «Потусторонние» признаки погоды: на улице одновременно - и «пекло», и «потоп». Прозрачная отсылка к ветхозаветному ковчегу - рассказ о загадочном корабле мертвецов. Цитируемые фразочки: «каждой твари по паре», «как тать в ночи». Упоминания таинственного Некто, что вот-вот явится... и примется... судить заблудшие души.
 

Общий невроз мало-помалу начинает возобладать. Уже не помогают стоические лозунги капитана Дубакова: «Умер, не умер - держи себя в руках. В конце концов, впереди целая вечность». Амплитуда сомнений достигает апогея. Эмоциональные качели разогнались до головокружения. Мы смеемся все громче, все сокрушительней, одновременно чувствуя горькое послевкусие смеха, его терпкий отрезвляющий вкус. Клубок экзистенциальных загадок распутывается перед нами, чтобы снова свернуться в двусмысленную ленту Мебиуса. Что есть жизнь, что есть явь? Что отличает бытие от небытия? Где рубеж между жизнью и смертью? Он так же неуловим, как граница между стеною дождя и ясной погодой.
 

Шутки шутками...

Шутки шутками, но становится по-настоящему жутко, когда громом небесным обрушиваются тьма и трагическая музыка, с потолка проливается конус дрожащего света. Вместе с нашей испуганной троицей мы, замирая, вглядываемся в безмолвную высоту. Вскоре появляется тот самый Некто - и оказывается... А, впрочем, вот тут-то пора прикусить язычок, чтобы не украсть изумление у тех, кто спектакля еще не видел. Эту роль играют две актрисы - Елена Мазуренко и Виктория Инадворская. Интересно, что в финале они появляются как разительно несхожие образы. Некто Мазуренко выходит в наряде алого цвета, а таинственная дама Инадворской предстает в белоснежных одеждах. В финальной мизансцене в сюжет вторгается еще один персонаж, которого нет в тексте пьесы. Эта «вишенка на торте», явившаяся произволом постановщика, и ставит «точку над i», знаменуя итог всему.
 

Только не для нас. Нам-то как раз уходить домой с увесистым грузом непраздных размышлений. Под легким наркозом фантастического приключения, парадоксальных кульбитов мысли, изощренной иронии, спектакль умудрился засеять наше сознание отборными зернами глубинных вопросов познания самих себя. А разве не в этом великая сила искусства?

Автор: 
Марина Рыбак
11.09.2018