Героический романтик
Разработка сайта:ALS-studio
Александр Братенков — актёр новой формации. Он молод и востребован. За 10 лет, проведённых на сцене, сыграл порядка 1000 спектаклей. При этом у него хватает времени и сил на создание собственных проектов и увлечения. Одно из которых — путешествия. Говорит, что хотел бы объехать весь мир. О том, легко ли жить чужими жизнями, как с честью выходить из нештатных ситуаций на сцене, и о том, чувствует ли он себя провинциальным актёром, артист рассказал корреспонденту «Конкурента» ЕЛЕНЕ ЛИСОВСКОЙ.
С Александром, которого я через некоторое время запросто называю Сашей, беседуем в перерыве, образовавшемся во время репетиции премьерного спектакля "Наш господин Чичиков" по "Мёртвым душам" Гоголя. "Кого играем?", — интересуюсь, разгля-дывая камзол, высокие сапоги и глубокие тени под глазами искусственного происхождения. "Душа я там. Мёртвая. В массовке", — говорит Братенков и заразительно смеётся. Он очень подвижен и эмоционален. Практически каждую свою фразу он проживает: ми-микой, улыбкой, взглядом, жестами и даже темпом речи.
— Я не помню, когда осознал, что хочу стать актёром. Всегда думал, что буду петь. Когда ещё жил в деревне, по телевизору показывали поющих на сцене людей. Думал, что буду таким артистом. Разыгрывать друзей, родителей и учителей любил с детства. Пошутить о том, что свиньи убежали в огород — это было легко (делает характерный жест рукой). Бывало, за шутки мама гонялась с жаровней за мной по двору. Доставалось от меня и педагогам, которым я искренне благодарен за то, что они всё это терпели. Как-то посмотрел очередную передачу Кашпировского, пришёл в школу, меня вызвали к доске. И тут у меня начала голова вращаться по кругу. Я говорю: "Вера Николаевна, я не могу выйти из-за парты, у меня последствия Кашпировского". Весь класс смеётся, учительница — в панике. Я падаю на батарею: "Ну, Вера Николаевна, я и правда не могу выйти". В итоге она убежала в учительскую, а класс отправил меня просить у неё прощения.
Самый главный заяц
— Помнишь свой первый спектакль?
— Небольшая пьеса на сцене деревенского клуба. В театральном училище — "Две стрелы". Здесь — "Лесные артисты", там я играл зайца. Самого главного (эту фразу актёр говорит, закусив нижнюю губу). Хорошая была роль: я там и танцевал, и лягушку ловил. Правда, она была в три раза больше меня. Раз этак 36 я её поймал, потом понял, что зарабо-тал опущение почек (улыбается).
— Есть любимая роль?
— Все. Есть трудные, когда тебя вводят в спектакль. Тебя туда ввели, ты должен его обжить и сделать своим. Мне в таких спектаклях всегда страшно. Безумно. Хотя были и интересные работы. Всегда тяжело расставаться с ролями. Открывается новый сезон, а тебе говорят, что спектакль твой сняли. Так обидно. Думаешь, они бы хоть предупредили. Сказали, что он последний. Мне кажется, что мы бы его совсем по-другому сыграли. Грустно, что сняли "Чайку". Треплев для меня был одной из самых ярких ролей, хоть и тяжёлых. Жалко Ромео, Дикаря. Дикарь — самое моё большое сожаление. Все роли жалко. Только некоторые отпускаешь, а другие цепляют.
— "Фирменный" способ вжиться в роль у тебя есть?
— У каждого артиста есть собственный подход к роли. Мне нравится работать с режиссёрами, которые меня любят. Если меня будет любить режиссёр, я, наверное, на голове пойду.
— Всегда интересовало, как актёры учат текст...
— Когда получаю роль, сразу смотрю, сколько страниц. Ой, много (улыбается). Большая часть актёров учит текст "через ноги". Когда ты идёшь налево или направо, запоминаешь текст. То есть ты его кладёшь на физические действия — это легко. Текст учится дома, только если актёра вводят в спектакль. Тогда больше ничего не остаётся, кроме как резко выучить.
— Ты когда-нибудь забывал слова?
— Первый раз это случилось, когда я играл скупого рыцаря Альбера в "Хвала тебе, чума". Этой был мой первый сезон в драматическом театре. Читаю текст в стихах Пушкина, и вдруг у меня "вываливается" кусок. Что-то подсказывают из-за кулис, я ничего не могу понять. Так хотелось убежать! Думаю, сейчас убегу, занавес закроют, а меня выгонят. Я кричу "А-а" и падаю на пол. Оттягиваю время, чтобы придумать, как выйти из положения. Поднимаюсь и машинально начинаю говорить текст. Как будто титры идут перед глазами. Зрители ничего не поняли. Хотя помощник режиссёра, который подсказывал мне из-за кулис, перепугался.
— Нештатные ситуации на сцене часто бывают?
— Часто. Так, что я белею и седею на сцене (трогает руками волосы). В этом же спектакле меня должны были заколоть шпагой. Мы сражаемся, и у героя, который должен был это сделать, ломается шпага. Я думаю: "Что делать? Убить себя, заколоть? Или заколоть его, изменить Пушкина? Или выбросить шпагу, чтобы он меня убил в кулачном бою?" Хорошо, что он меня перегородил, я ему так тихонечко предлагаю свою шпагу. Он её выхватывает и закалывает меня. В "Сирано де Бержераке" у моего героя были брюки на завязочках. Мы сражались на мечах, раз-два, я цепляюсь за вязочку. Думаю, как бы у меня штаны не свалились, а штаны сваливаются. И я одной рукой сражаюсь, а другой их поддерживаю. Ещё под конец у меня половина меча отвалилась. Хорошо, что не у другого соперника, потому что он должен был меня убить.
Спешащий жить
С актёром Братенковым я познакомилась два года назад, когда он преподавал курсы актёрского мастерства в одном из модельных агентств Иркутска. Он говорит, что халтура для него — не способ заработать деньги, потому что зарплаты актёра ему вполне хвата-ет. "Мне очень нравится педагогика, я без неё просто не могу. Если бы не было театра, я был бы учителем в детском доме. Ну, может быть, директором (смеётся). В общем, там, где дети. Я заряжаюсь энергией от тех, кого учу. Особенно когда вижу отдачу. Могу прийти на занятие в депрессии, а уйти — в хорошем настроении", — говорит он. Сейчас Александр преподаёт актёрское мастерство в ИГУ. Год назад он вместе с одной из своих знакомых открыл школу социального успеха, которая должна помочь людям изменить себя. Кстати, здесь наш герой преподаёт бесплатно.
— Этот проект успешен?
— К сожалению, нет. Видимо, нужно быть бизнесменом, я не бизнесмен. Проект не приносит доходов, но мне очень интересно в нём работать. Самым важным были перемены в людях, которые я видел. Потом оказалось, что люди боятся потратить время на себя. В этом смысле Иркутск тяжёл на подъём. Люди вроде и хотят измениться, но ждут сиюминутного эффекта. Не хотят тратить на себя ни время, ни деньги. Никто не хочет заниматься собой, а жизнь такая короткая. Поэтому я живу по принципу «а если завтра тебя не будет». Хочу взять от жизни всё, что возможно.
— У тебя есть увлечения?
— Был период, когда я увлекался стрельбой из лука. Мне безумно нравятся путешествия. Был в Германии, во Франции, Португалии, Испании, Болгарии, Монголии, Китае, Турции, Таиланде, Узбекистане, Украине. Был в некоторых странах по нескольку раз, но каждый раз открывал что-то для себя новое. Была бы возможность, ушёл на год в неоплачиваемый отпуск и поехал по всему миру. В какой бы город на гастроли мы ни приехали, я стараюсь побывать и в соседних городах. Посетить краеведческие, художественные и археологические музеи. Если есть возможность посмотреть театры, я всегда этим пользуюсь. Мы были как-то в Сочи, я там смог попасть на фестиваль "Кинотавр".
— Твоя любимая книга?
— Мне непонятно, когда говорят "любимый фильм или книга". Вокруг столько интересного, как можно зацикливаться на одной книжке и по 10 раз её перечитывать!? Я могу читать несколько книг одновременно. Читать люблю в троллейбусе или маршрутке, чтобы и это время ис-пользовать по максимуму. Фильмы, как и книги, нравятся разные. У меня даже еды любимой нет. В общем — нет предпочтений. Я думаю, что это здорово.
— Хотел бы сесть за руль собственной машины?
— Раньше — нет. В 1990 году меня сбила машина, после этого я на несколько лет забыл о том, что такое автомобиль. Сейчас всё чаще думаю о собственном автомобиле. Но машина — это такая большая привязанность: постоянно нужно будет думать о том, куда её поставить, как её починить. Это как собака. Я не могу завести домашнего питомца, потому что возвращаюсь домой очень поздно. Получится какое-то издевательство над бедным животным. Вот цветы — другое дело. Мне говорят: "Братенков, ну, сколько уже можно? Больше 20 горшков в однокомнатной квартире!".
— У тебя есть друзья в театральной тусовке?
— В нашем театре я дружу с двумя актрисами. У меня есть друг в Нью-Йорке. Единственный человек, которого можно назвать другом. Может быть, я слишком требователен к друзьям. Для меня дружба — даже больше, чем любовь. Потому что любовь приходит и уходит, а дружба настоящая — это на всю жизнь.
Умирал понарошку
"Жизнь актёра состоит из наблюдений, ты стоишь на похоронах и наблюдаешь. Запоминаешь состояние горя, чтобы потом сыграть его так, чтобы зритель поверил, — говорит Братенков. — Профессия даёт возможностей прожить несколько жизней. Если у ме-ня в какой-то период нет влюблённости в обыденной жизни, то на сцене я могу это сыграть. Прочувствовать через героя. Это здорово".
— Тяжело, наверное, переживать несколько жизней за один театральный сезон?
— Конечно. Но, когда удачно сыгран спектакль, я считаю себя отдохнувшим. От зала можно набраться сил, но сделать это можно только в том случае, если ты всё отдал. Реакцию зала лучше всего удаётся ощутить на небольших ролях. В "Сирано де Бержераке" у меня как раз та-кая роль. Стоишь на поклоне, думаешь, как хорошо принимают наших артистов, как долго им аплодируют. Когда у тебя главная роль, ты к тому времени ещё не вышел из неё. Помню, в "Ромео и Джульетте" в той сцене, где я должен выпить яд, мне кричат: "Ромка, не пей!" А мне послышалось: "Громко не пей!" Думаю, не выйду вообще! Злой, как собака. А мне гово-рят, ты так здорово сыграл, тебе даже крикнули: "Ромка, не пей!"
— Не страшно на сцене умирать? Я знаю, что многие артисты этого не любят.
— Нет. Я так люблю умирать, особенно в "Ромео и Джульетте". Ведь это сделано во имя любви. В жизни никогда на такое не решишься. Вот умирал один раз в Германии в "Чайке". Я должен был уйти, вернуться с ружьем, пойти в лодку и там застрелиться. Выхожу за кулисы — ружья нет. Что делать? Я бегаю — ищу ружье. Его нигде нет. Сцена пустая, никого нет, я должен выйти. Ружья нет. Все начинают бегать, его искать. Оказывается, немцы унесли ружье. Оно сыграло в первом акте, они его унесли. А мы-то привыкли, что оно у нас стоит до второго. И всё — никто не проверил. Меня выталкивают: иди, говорят. Я отвечаю: "И что я должен сделать?" Говорят: "Сделай вид, что у тебя пистолет в кармане или ещё что-нибудь". Я выхожу, иду к лодке. Думаю, как будто ружьё уже там. Лёг в лодку и застрелился. А ружья не было (смеётся). Застрелился пальцем. Говорят, эффект был вообще классным, потому что никто не ожидал.
— Что для тебя самое сложное в профессии?
— У меня есть страхи. Раньше был страх петь на сцене. Ничего, я его пережил. Я заставлял себя петь, работать в "кабаках". Потом мне было страшно читать стихи. Мне кажется, я не умею этого делать, это такое позорище. Бац — "Ромео и Джульетта" в стихах. Думаю: "Боже мой, что я буду делать?". Сыграл. И не плохо. Можно было лучше, однозначно. Но всё приходит с опытом.
— То, что ты — актёр, помогает в жизни?
— Да. Была такая ситуация: поймал машину, договорились об одной сумме. Закрылся внутренний замок, когда приехали, мне говорят, нужно доплатить. Показывают удостоверение милиционера и говорят: "Мы с тобой разберёмся". Я включаю актёрское мастерство. Думаю, я сын губернатора. Когда я этот образ на себя "надел", веду уже я: "Вы мне ещё удостоверение показываете?! Я запомнил номера машины. Завтра мы поговорим в другом месте и по-другому". Замок открылся.
— В общении с девушками актёрские навыки используешь?
— Нет. Наверное, у меня подход другой, потому что я романтик. Могу петь в 30 градусов мороза под балконом и ещё что-то придумать. Люблю праздники устраивать для других. Организация собственного дня рождения для меня — просто катастрофа. Мне хотелось бы в этот день уехать в другой город, но не могу. В сентябре всегда работаю в театре.
— Как ты считаешь, в Иркутске достаточно театров?
— Да, четыре театра даже многовато. Иркутск привлекает тем, что он интеллектуально и культурно развит. Взять фестиваль "Звёзды на Байкале", который привозит сюда пианист Денис Мацуев. Джазовые коллективы часто приезжают. Хорошо, если бы появился ещё и концерт-ный зал. Но большая часть актёров всё равно уезжает. В основном, в Москву. За последние 10 лет из выпускников театрального училища в драматическом театре работает всего четыре человека.
— Ты сам никогда не думал о том, чтобы уехать в Москву?
— Мои однокурсники на протяжении многих лет говорили мне: "Саша, мы удивлены, что ты до сих пор ещё здесь. Думали, что первый, кто там будет, — это ты". У меня были предложения из Москвы. Но возникали такие ситуации, которые мешали отъезду. К примеру, мне нужно было на собеседование в один из столичных театральных вузов, а на меня напали и разбили губу. Я думаю, куда я поеду петь? А поступал на актёра музтеатра. Оказывается, мне нужно было только приехать на собеседование, комиссия была в курсе того, что на меня напали. Потом, когда шёл дополнительный набор, я два раза покупал и сдавал билеты, пришёл к нашему директору, он уговорил меня остаться.
— Ты думаешь, что Москва — твой город?
— Нет, хотя мне очень нравится этот город. Я увидел Москву впервые в 1988 году и очень захотел там работать. Я люблю большие города, проспекты, метро. Но Иркутск мне сейчас ближе, роднее. Может быть, из-за перемен, которые в нём происходят. Я в последнее время на него стал совсем по-другому смотреть. Когда возвращаюсь с гастролей, думаю: "Какой у нас красивый город, но никто им не занимается".
Мне предлагали работу некоторые московские театры, но я понял, что не смогу несколько лет выходить и говорить: "Кушать подано!" и ждать своей единственной роли. Здесь я поработал с интересными режиссёрами. После этого я не смогу играть грибочков, гномиков, ежиков на домашних представлениях в богатых семьях. Лучше быть здесь. Если получится так, что по каким-то причинам не смогу играть в драмтеатре, создам свой театр.