Она приветлива всегда, улыбка светлая, голубые широко распахнутые глаза светятся удивлением. Ее трудно увидеть раздраженной, резкой, ругающейся, она миротворец и созидатель добропорядочности. Любит поэзию до самозабвения, и кажется порой, что она говорит стихами. В беседе обстоятельна, и каждый ее рассказ небольшая литературная зарисовка.

Эмилия Николаевна Алексеева в областном театре драмы почти с детства. Закончила школу, поступила в студию, и с 1961 года актриса единственного театра в своей жизни. Она молода, но творческий опыт огромен, поэтому память может свободно перемещаться во многих вое-нных пластах и географических пространствах. Переиграла множество ролей, особенно в молодые годы, но уверена, что главная работа впереди.

Дочь фронтовика, к теме войны она относится с особым трепетом, 9 Мая для нее один из самых светлых праздников. И к пенсионерам у нее особое отношение — терпеливое и заботливое. Она объединила всех ветеранов своего театра, а их оказалось 70 человек, создала первичную организацию «Союза пенсионеров». Денег в этом Союзе пока никаких, но внимание постоянное — поздравить, сказать добрые слова, пригласить на премьеру. Много ли пожилому человеку нужно, главное, чтобы о нем помнили. Вот история тети Любы Горигляд.

— Театр собирался на гастроли в Волгоград. Тетя Люба, одевальщица- и костюмер, почти никогда не ездила с нами, но тут запросилась отчаянно: последнее письмо мужа с фронта и извещение «пропал без вести» пришли из тех мест. Юрий Семенович Пархоменко, директор театра в то время, уважил просьбу и вот она с нами. В первый день пребывания в Волгограде мы всем театром отправились на Мамаев курган, возлагать венок, сплетенный из кедровых ветвей, который привезли из Иркутска. Стояли, молчали, каждый думал о своем... Вдруг слышим стон тети Любы: в длинных списках погибших она прочла фамилию своего мужа. Сделали запрос в военкомат, уже к вечеру знали, что не однофамилец, а ее родной, ее кровинушка. Пока мы были Волгограде, каждое утро тетя Люба вставала ни свет ни заря и шла пешком на свидание к своему мужу.

В театре часто случаются романтические истории любви. У нас вообще любовь — источник творчества и вдохновения. Помню, как-то зимой у нас были гастроли по области. Мы ехали на поезде от одного города к другому, останавливались, играли спектакли, снова двигались вперед. Жили в вагонах, каждый обустроил свое купе, как теплый номер в гостинице. Приближался Новый год, все были возбуждены, елку подвесили к потолку, иначе бы она не уместилась. Наступило 31 декабря, неожиданно наши товарищи Люда Темиряева, Виля Венгер, Володя Космачевский засобирались домой, в Ир-утск. К своим любимым в 40-градусный мороз от Чуны поехали в товарняке, в открытом тамбуре, тесно прижавшись друг к другу, и только в Тайшете пересели в пассажирский поезд. Это был подвиг во имя любви, потому что вернуться нужно было 1 января вечером играть спектакль. Сегодня трудно представить подобное, таких гастролей просто не бывает, но в то время они были событием повседневным. Помню, наш вагон примерз к рельсам и стоял беспомощный, один-одинешенек. Мы внутри примолкли, но нам было тепло и уютно каждому в своем купе-квартирке. На помощь нашему вагону «прибежал» маленький паровозик — и как даст... Весь наш скарб полетел в разные стороны, струями чая и варевом кипящего борща. А спаситель и раздумывать не стал — ударил и убежал.

— Одна наша актриса Татьяна Горбунцова, дама колоритная и яр-кая — она красила волосы в какой-то морковно-розовый цвет, губы подводила ярко-красной химической помадой, а зимой носила только белые кокетливые валенки. В поездки брала своего мужа, актера театра кукол. В перерывах от основных гастролей они подрабатывали в детских садах, играя кукольные спектакли. Так вот, несколько вечеров подряд из супружеского купе раздавался зловещий шепот: «Котка, вырви Мишке глаз...» Мы вздрагивали, прислушивались, только позже выяснили: Котка (так Горбунцова звала своего мужа) пришивал не на то место глаз кукле, с которой они играли спектакль, а Татьяна требовала порядка.

Величественная Галина Алексеевна Крамова, народная артистка России. В подобных гастролях она была самой элегантной и собранной. Зябко кутаясь в большущую пуховую шаль, неизменно после спектакля спрашивала: «Кому сдавать рубль?..» Вечерние посиделки были дружными, сколько историй вспоминалось в них, сколько было любви и тепла!

От Тайшета до Братска через каждые 3 километра стояли лагеря политзаключенных. Тогда, в 1959 году, они еще не пустовали. Мы видели мужчин с горящими глазами, женщин с очень красивыми, выра-зительными лицами. Галина Алексеевна всегда охотно угощала их своим «Казбеком» (курила она только эти папиросы), приговаривая: «Пожалуйста, милок...» Правда, спектаклей в таких лагерях мы не играли. А вот в других сколько угодно. Помню, в женском лагере Базоя шел «Старший сын» Вампилова. Там есть текст, где Сильва говорит Бусыгину: «Давай останемся, тебе здесь хорошо и мне неплохо». Зал разразился аплодисментами... Или концерт в так называемой милицейской тюрьме № 3, где сидят привилегированные заключенные. Был большой советский праздник, ведущий по привычке обратился в зал: «Дорогие товарищи!» Зрители встали и начали приветствовать его громкими аплодисментами, а ответственный за концерт майор за кулисами, хватаясь за голову, все повторял: «Что же ты, милок...».

На выездных спектаклях забавных случаев бывает сколько угодно, например, в городе Нижнеудинске, на спектакле «Вендетта», который шел в Доме офицеров и, следовательно, при полном зале военных и курсантов. Это была смешная комедия, актеры ее исполняли великолепно. Зрители сначала просто хохотали, потом их реакция превратилась в сплошное «ржание». Командир не выдержал, встал, отдал приказ: «Тихо! Прекратить реагировать!» Дальше спектакль шел в гробовой тишине.

Сегодня актеры любят поговорить о биополе, ауре, безграничных возможностях человека в экстремальной ситуации. Эмилия Николаевна о таких случаях говорит тоже увлеченно, но удивляется пережитому: как же так?

— У нас была замечательная актриса Света Левина. Играли спек-такль «Беда от нежного сердца», где ее героиня гладила рубашку люби-мого, пела, танцевала, и вдруг исчезла, как сквозь землю провалилась. А она, действительно, провалилась в оркестровую яму. Буквально через минуту выскочила на сцену, продолжая петь. Мы продолжали играть спектакль, удивленно поглядывая на актрису: у нее буквально на наших глазах начинает расти нос, превращаясь из изящной пуговки в огромную бульбу. Оказывается, Света поломала переносицу, но спектакль довела до конца...

Со мной тоже был случай на «Людях, которых я видел». Спектакль про войну, мужской и суровый. Я начала готовиться на выход, чтобы из-за кулисы встать на двигающийся круг. Молния ударила ярко, опрокинув меня в глубокий обморок, — это кто-то из актеров в темноте нечаянно ударил меня тяжелым прикладом автомата по голове. В спектакле сцены замедлялись, убыстрялись, подстраивались под мое самочувствие, которое, надо сказать, «искрилось» от тяжелого сотрясения...

А однажды в роли служанки я споткнулась за кулисами, и на сцену сначала полетел поднос, вслед за ним я, в воздухе перебирая ногами и думая только об одном, как бы не упасть. Пролетев метра два, я не упала, подняла поднос, быстро собрала все, что на нем стояло, искренне улыбаясь, понесла его своей госпоже. «Мизансцену», как кажется, я оправдала.

У одного актера как-то спросили, — продолжает Эмилия Никола-евна, — за что он любит театр? Тот искренне ответил: — за то, что в нем всегда что-нибудь случается...

Действительно, всего не упомнишь. Но есть истории, которые буквально «врезаются» в память на всю жизнь. У нас был актер, мой однокурсник Юра Печенкин, он умница, чуть позже закончил университет и ушел из театра. Но когда был актером, с ним всегда что-нибудь происходило. От его рассеянности что ли? Одним словом, мы репетировали спектакль «Бумеранг», в котором я — русская девушка, Печенкин — полицай. Я убегала, а он меня ловит, произнося текст: «Ты, русская свинья. Велено хамов гнать окопы рыть». Были прогоны, все знали, свои роли наизусть, один Юра ходил с текстом и исправно его читал. В нужный момент он начинает с пафосом: «Велено хамов гнать, окопы рыть». — «Что?» — кричит режиссер из зала. «Окопырить», — по-вторяет растерянно Юра. «Ты, в ударениях разбираешься? Окопы рыть!» — «А!» — говорит Юра под дружный смех актеров.

Чувствуется, с какой любовью и упоением вспоминает Эмилия Николаевна свои молодые годы в театре, особенно товарищей, служивших рядом с ней и ушедших из жизни: режиссера Александра Борисовича Шатрина, актеров и режиссеров Александра Николаевича Терентьева, Василия Васильевича Лещева, директора Осипа Александровича Волина, администратора Фро Яковлевича Дарьер.

— Фро Яковлевич был маленький и очень добрый человек. В свое время он работал администратором Александра Вертинского. Постоянно организовывал наши гастроли. Бывало, бросит портфель, полный денег, — присмотри, мол, — и бежит куда-то по своим делам. Куда бы мы ни приезжали, особенно в деревне, он сначала собирал ребятишек, подробно рассказывал: где, когда и про что состоится спектакль. Те домой, к родителям. Вечером зрители приходили с горячим хлебом, парным молоком угощать «бледных городских артистов...».

Какие-то годы своей творческой судьбы Эмилия Николаевна пропускает — в них ей было неуютно и обидно, — вновь пускаясь в плавание рассказа яркого и праздничного. Это поездка в Америку, ее блистательные гастроли!

Американские зрители, посмотревшие спектакль «Из Америки с любовью!», где она играет роль героини, стали воспринимать актрису как символ русской женственности и красоты. Почти каждую ночь в ее комнате раздавался телефонный звонок и мужской страстный голос шептал: «I love you», ее засыпали комплиментами и обожали.

У американцев нет проблем с общением, они могут зайти в антракте за кулисы, чтобы сказать комплимент, прикоснуться к исполнителю. В Санта-Крус после спектакля зрители, вытянувшись вереницей, протягивая актерам руки, улыбались...

Вдруг раздается характерный звук, который бывает при ударе са-пога о сапог, вскидывается рука в официальном приветствии: «Александр Пархоменко», — представился наш бывший соотечественник, низко склонился и элегантно поцеловал Эмилии Николаевне руку.

Поездка театра на гастроли в Саратов, Братск, Владивосток, Чуну или в Америку — это праздник! Во всяком случае так представляются они в рассказах умной и талантливой актрисы Эмилии Николаевны Алексеевой.