Когда театры ставят известные трагедии или комедии Шекспира, всегда возникает вопрос актуальности того или иного театрального действия этого английского гения. Режиссер постановщик комедии «Укрощение строптивой» Алексей Логачев вынес данную проблему на периферию спектакля.

 

Как известно, театр английского возрождения всегда начинался ближе к полудню. Сцена была озарена дневным солнцем, так как всё происходило под открытым небом. Тоже и в современной постановке: каждая деталь прекрасно освещена, она словно сияет. Этот эффект ещё больше усиливается при помощи прожектора, который превращает пространство позади актёров в небесный свод, где неспешно плывут облака. Для современного обывателя порой уже ничего не говорят имена героев античной мифологии и крылатые фразы на латыни, но автор легко обходит и эту «преграду», выводя на сцену голос прошлого, который каждый раз «выстреливает» в зрителя комментарием, разъясняющим смысл происходящего. С этого момента сценическое действие из произведения эпохи Возрождения медленно превращается в постмодернистский коллапс, то, что казалось почтительным подражанием, становится полемической реминисценцией.

 

Ось времени здесь не просто смещена, она находится в постоянном, непрерывном колебании. Чем дольше движется время сценическое, тем дальше оно от времени Шекспировского и ближе к времени настоящему. С каждой секундой постмодерну всё больше развязывают руки.

 

Зерно фарсовости в меньшей мере было заложено у Шекспира, здесь же артисты его только усилили и вывели на передний план. Актёры заставляют многие старые шутки снова работать. Декорации, как живые, так и бутафорские, имеют чётко выверенный контраст между мраморно белым и кроваво красным цветом. Происходящее на сцене тесно переплетено с изображением на прожекторе: создаётся углублённая мизансцена, то есть используется приём кинематографа. Как известно, центральные персонажи любого произведения Шекспира всегда находятся в процессе движения и становления. Главные герои современной постановки, блистательно сыгранные Антоном Кирковым (Петручио) и Еленой Адушевой (Катарина), претерпевают эти изменение на более глубоком уровне — тигриный рык медленно сменяется кошачьим мурчанием, таким образом, создаётся фонетический объём или же трёхмерный параллелизм.

 

Действительность здесь постоянно упоминает о себе. В конце, когда Катарина, выйдя на авансцену, произносит свой заключительный монолог, мы слышим уже не Шекспира, а самих себя, текст монолога тот же, но акценты совершенно иные.

Последнее, что зритель наблюдает на экране, - это фреска Рафаэля «Афинская Школа», в которой как нельзя более точно отражена вся противоречивость и эклектичность современной постановки. Палец Платона указывает к небесам, а Аристотеля к земле. Безудержный и очень увлекательный спор между материальным и идеальным, вот как можно в одном предложении охарактеризовать данную постановку.