Будь в курсе
событий театра

Виталий Венгер:«Я вошел в одну и ту же реку трижды»

Разработка сайта:ALS-studio

Версия для печатиВерсия для печати
Наброски к знакомому портрету.
 
Возможно, я «чуть-чуть» опоздал: эдак лет на двадцать-тридцать, когда на Виталия Венгера, еще не обремененного ни званием, ни должностями, специально покупал билет в партер Иркутск - театральный, когда за ним - мастером эпизодов и главных ролей в пьесах Гончарова и Шекспира, Островского и Брехта, Эдуарде де Филиппе, Арбузова и Шукшина, тянулся бесконечный шлейф популярности, а имя актера, прошедшего Щукинскую школу, было у всех на слуху.
 
Возможно, я чуть-чуть поспешил: что стоило дождаться премьеры «Человека из Ламан-чи» - мюзикла, который охлопковцы, рассчитывая на бенефис актера и, конечно, на аншлаг, готовят к постановке специально на него. Дождаться бы, а уж потом и написать.
 
Не стану лукавить, я сознательно выбрал этот момент - не ко времени - момент, когда так много всего в прошлом: признание, успех, простои, забвение, побеги и возвращение. Момент, когда все так зыбко и неопределенно, и вопрос: кто ты будешь такой? - лидер или «отработанный материал», вовсе не кажется риторическим.
 
Наброски к знакомому портрету.
 
Говорят, в одну и ту же реку невозможно войти дважды. Он трижды уходил из Иркутского драматического и трижды возвращался. Даже для такой «кочевой» профессии, как актер, поступок из разряда необычных. Почему уходил? Почему возвращался? К чему пришел?
 
— Когда двадцать семь сезонов ты выходишь на одну и ту же сцену, а последние семь вдруг сознаешь себя «вечно запасным», когда главный режиссер «деликатно» намекает на твой якобы неопределенный возраст: «Не знаю, что и делать: молодых тебе уже играть поздно, стариков - рано», то сама постановка вопроса кажется ортодоксальной, никакого отношения к процессу творчества не имею-щей... Никогда не теряйте чувство юмора - к этому нас призывали еще в Щукинском училище. Я и не терял. Семь лет я пытался «хохмить» над собой, семь сезонов я приходил в свой театр, два, три, от силы четыре раза в месяц, получая при этом двести рублей. Не без «гордости» я говорил коллегам: перед вами самый дорогой артист драматического театра имени Н. П. Охлопкова - за каждый выход на сцену он получает минимум пятьдесят рублей - почти как Иннокентий Смоктуновский за один день на съемочной площадке. Но Бог свидетель, я никогда не стремился к такого рода «привилегиям»
 
Никогда не поздно начать жизнь заново. Нет, Виталий Венгер не произносил эту сакраментальную фразу, отдающую ложной патетикой, он пытался раз и навсегда обрубить концы. Риск - благородное дело, но это когда рискуют в двадцать лет другие, а когда ты сам, в свои под пятьдесят?
 
Семь лет между небом и землей, но не на сцене: впору замкнуться, уйти в себя или в конце концов в запой, но тогда, в один черный цвет мазанные для него семидесятые годы, он терпеливо ждал: пройдет сезон, еще один, возможно, что-нибудь и «выгорит». И роль действительно выгорела. Пролежав целый месяц на подоконнике его гостиничного номера, она по-желтела от знойной алтайской жары - его роль Кости-Капитана в погодинских «Аристократах», его роль в пьесе, которую театр в то гастрольное лето так и не начал репетировать. Это был удар «поддых», от которого он вряд ли бы оправился, и тут вовремя звонок из Омска - если совсем тяжело - приезжай. И он поехал - буквально сорвался - без вещей, трудовой книжки - с одним паспортом в кармане отправился народный артист в один из лучших провинциальных театров России.
 
- Представляешь, Виля, ты весь такой элегантный - в черном фраке с белой бабочкой – стоишь на авансцене и ведешь концерт, посвященный 7 ноября, а в паузах читаешь что-нибудь патриотическое. Первый секретарь обкома, заядлый театрал, увидит тебя - АРТИСТА - сразу же квартиру даст.., - рисовал ему дебют бывший главный режиссер.
 
На сцену Омского драматического он так и не вышел, квартиру, конечно же, не получил, он сорвался в Иркутск — назад, в пенаты, чтобы через несколько месяцев вновь взять билет на самолет: на этот раз в Москву, на площадь Маяковского, в Театр Сатиры, к Плучеку.
 
— Знаешь, что такое синдром приобретенной провинциальности? Это когда актер из Иркутска едет в метро на репетицию в столичный театр, да не просто в заурядный московский - в Театр Сатиры, тот самый, что некогда сделал себе громкую рекламу телесериалом «Кабачок 13 стульев». Забавно, но зритель ходил в этот театр не на какой-то конкретный спектакль или пьесу, он ходил на пани Монику, пана Директора, пана Зюзю, ну и на Андрея Миронова, без сомнения. Да что зритель, сам Брежнев, говорят, без ума был от «Кабачка». Так вот, когда задумаешься, кто ты есть такой в этом «панском» театре - дрожь в коленках, голова кругом... После репетиций - все по личным автомашинам: кто на «Мосфильм», у кого запись на ЦТ, у кого на радио, у кого просто халтурный концерт маячит, а ты... Шура Ширвиндт все надо мной подсмеивался: «Смотрите, этот тронутый длинноносый из Иркутска опять у расписания репетиций стоит», - и вертел пальцем у виска. Да и сам Плучек недвусмысленно советовал: «Чем чаще вы будете попадать на кино- и телеэкран, тем скорее мы найдем с вами общий язык».
 
Появиться на экране - большом там или малом - сразу повысить рейтинг популярности - себе и театру, без того вниманием не обиженному, но...
 
Нет, он не может сказать, что два этих года в штате Театра Сатиры прошли для него вхолостую: кое-что удалось сыграть, кое-где сняться. Кое-что не удалось, вернее, сам отказался. Например, от Баяна в «Клопе» Маяковского. Посчитал, что он - перефирийный актер - не потянет, да и не до такой же степени он сумасшедший, чтобы соперничать в этой роли с Андреем Мироновым, на которого только посмотреть ходила вся Москва...
 
- Актер - профессия опасная. У нее нет и не может быть прошлого. Не станешь же ты рассказывать зрителю, пришедшему сегодня в театр и заплатившему три рубля, что, мол, вы попали не на тот спектакль, то, что я сегодня буду вытворять на сцене - это несерьезно, - пустяки: приходите завтра, послезавтра или …надцать лет назад, на моего Мекки-Ножа в «Трехгрошовой опере», на Лаэрта в «Гамлете», на Адуева-старшего в «Обыкновенной истории», на Дженарро де Сиа - в первом варианте спектакля «Человек и джентльмен», на Тарелкина в «Смерти Тарелкина». Нет, ты сегодня, сейчас, сию минуту и каждый раз должен доказывать, что не дошел еще до полной древности по портрету, что ты еще кое-что можешь...
 
Он убегал на два месяца в Омск, на два года в Москву, на год в Черемхово, он возвращался всякий раз не без надежды, что ему, ученику преемников Евгения Вахтангова, сорок лет назад надевшему это сладостное и проклятое ярмо подневольной профессии, еще рановато устраивать пышные проводины на пенсию, что он, актер милостью Божьей, еще кое на что способен. Способен, например, сыграть Сервантеса и Дон Кихота в предстоящей премьере, которую он, народный артист Республики, словно мальчишка -дебютант, ждет с таким нетерпением и страхом, ждет премьеры в столь нелегкое для театра время, уже, кажется, запутавшегося в лабиринте поиска и пока не знающего, что же он хочет и куда следует стремиться?
 
Что ждет вас, Виталий Константинович? Триумф? Провал? Или...
 
Да поможет вам Мельпомена!
Автор: 
Николай Евтюхов
22.12.1990