Василиса Прекрасная, Джульетта, учительница французского Лидия Михайловна, Нина Арбенина… Большинство героинь, созданных Аленой Бочкаревой на сцене Иркутского драматического театра имени Н. П. Охлопкова, натуры романтические — любящие, страдающие, жертвенные. Насколько эти образы соответствуют внутреннему миру самой актрисы, от лица каких персонажей и о чем она хотела бы сегодня поговорить со зрителем? Какова цена актерского успеха и что помогает его добиться? Об этом обозреватель еженедельника «Иркутск» спросила Алену Бочкареву.
 

– Актерская профессия – это загадка. Есть звезды, которые зажглись, будучи совсем юными, а с возрастом стали неинтересны зрителю и угасли. Есть примеры, когда актер тяжело и долго шел к своей популярности, набираясь жизненного опыта. Вы за пять лет работы в Иркутском драматическом театре прошли путь от сказочных персонажей в спектаклях для малышей до шекспировской Джульетты и Нины Арбениной в «Маскараде» Михаила Лермонтова. Из чего сложился этот прогресс – из упорного труда, таланта, удачного стечения обстоятельств?
 

– Чтобы оценить талант актера, надо спросить зрителя, режиссера, критика. В этом случае самооценка вряд ли будет объективной. Что касается стечения обстоятельств, то определенную роль в моей жизни они сыграли. Я никогда не мечтала быть актрисой. Мне в детских играх нравилось кого-нибудь спасать. К примеру, представляла себя археологом, спасающим динозавров, или ветеринаром, который лечит животных. Я отлично училась, занималась спортом, была школьной активисткой, ходила в театральную студию, участвовала в олимпиадах и конкурсах. Нас со старшим братом мама так воспитывала. Мы были очень замотивированы на то, чтобы стать лучшими, добиться успеха. Не могу сказать, чтобы она при этом давила на нас, сидела с нами допоздна над уроками или заставляла ходить в кружки и секции. Этого не было. Просто у нашей семьи сложился такой стиль жизни, когда во главе угла – самодисциплина, самоконтроль, ответственность, результативность. Я получила аттестат с отличием, но определенности в вопросе «Кем стать?» у меня не было. Просто хотелось делать что-то важное, полезное. Подала документы на юридический факультет – сомнений, что прохожу по баллам, не было. Но тут подруга, которая поступала в театральное училище, позвала составить ей компанию на подготовительных курсах. Я пошла просто из любопытства. А когда погрузилась в эту атмосферу, где важны не внутренний контроль и дисциплина, а возможность творческого самовыражения, уже не могла и не хотела из нее выходить. Сдала экзамены, поступила, училась на курсе Геннадия Степановича Гущина, потом четыре года работала в Брянском драматическом театре. В Иркутске работы не было, а мне очень хотелось работать, максимально много работать. Брянский театр дал мне такую возможность. И безусловно, прогресс в профессии без упорного труда был бы невозможен. Не могу сказать, что мне легко жилось и работалось вдали от Иркутска. Это был сложный период. Наш открытый сибирский уклад не очень характерен для юга России. Там другой мир…
 

И, конечно, в мои достижения огромный вклад внесли педагоги. После просмотра «Маскарада», а это пластический спектакль, где я пою и танцую, зрители меня благодарили за хороший вокал. При этом всегда была уверена, что не смогу петь на сцене. Страшно боялась и рефлексировала по поводу своих вокальных данных. И то, что сегодня среди моих персонажей очень много поющих, — это заслуга педагога театрального училища Ольги Тимофеевны Ибрагимовой. Она вселила в меня уверенность в мои способности, за что я ей безгранично благодарна.
 

– А как мама приняла ваш выбор, когда узнала, что дочь станет актрисой?
 

– Для мамы мой выбор был неприемлем. Но на первом этапе меня здорово поддержала бабушка. Она на все вступительные экзамены ходила, очень переживала. А когда я поступила, мама со мной, наверное, год очень холодно разговаривала. Потом смирилась. На старших курсах стала приезжать в училище, помогать во время концертов и выступлений – погладить платье, подготовить костюм. Но это было такое отношение: «Надо – значит, надо!» Потом я красный диплом получила и уехала в Брянск. Первая зарплата у меня там в 2013 году была 5 тысяч рублей, через несколько месяцев – 11 тысяч. Чтобы поддержать меня, мама переехала поближе к Брянску – в Москву и устроилась там на работу. После первого года жизни в Брянске я ко Дню театра выдвигалась на конкурс в номинации «Дебют». Помню, как мы с мамой поехали на Охотный Ряд выбирать нарядные туфли. Нам показывают какие-то невзрачные, а мама продавцу говорит возмущенно: «Вы что предлагаете?! Моя дочь – артистка!» Я в тот момент поняла, что она не просто смирилась, а гордится мной. После моего переезда обратно в Иркутск мама тоже сюда вернулась, и сейчас, когда у меня бывает спад настроения, все хочется бросить и работа разочаровывает, она мне говорит: «Успокойся. Театр – это твое. Ты просто устала. Отдохни немножко – и все наладится». А туфли мы тогда купили лодочки цвета «пыльная роза»…
 

– Разочарование в работе, когда хочется все бросить, уйти из театра, что-то поменять в жизни, вы как себе объясняете? Что помогает справиться с ситуацией?
 

– Это, наверное, со всеми творческими людьми бывает, когда что-то не получается или когда начинаешь думать – в чем смысл того, что ты делаешь? Была пандемия, сейчас спецоперация. Люди болеют, погибают, а ты ничем не можешь им помочь. Вот врач, например, – он может помочь. А ты артист, ты играешь на сцене, поешь, танцуешь. Для чего все это? А потом ты выпускаешь какой-то спектакль, например, «Уроки французского» Валентина Распутина, где заняты дети. Ты видишь, как, работая, размышляя, они развиваются и растут, как на постановку приходят пожилые люди и совсем еще юные, и одни ностальгируют, вспоминают свое детство, а другие начинают лучше понимать своих стариков. И тогда ты чувствуешь – все не зря! Потом все повторяется…
 

– Вы в студии Drama при театре вместе с коллегами Иваном Гущиным и Анной Берловой занимаетесь со школьниками, ставите с их участием спектакли. Это обязанность, ваша собственная инициатива, хобби?
 

– Были времена, когда мы с Иваном Гущиным вели театральную студию за пределами нашего театра. Первоначально была просто подработка, а потом стало интересно. Не только творчески, но даже в плане познания детской психологии. Почему один ребенок с удовольствием участвует в действии, идет и выступает, а другой плачет, боится? Если ты находишь правильный ответ, то с твоей помощью он преодолевает свой страх – это же классно! Это же наша общая победа! Когда мы ушли оттуда, то при поддержке директора театра Анатолия Андреевича Стрельцова открыли студию уже на охлопковской площадке. Приоритеты остались прежними – они не про театр и не про актерскую школу, не про грядущую славу и большие гонорары, а про душу. И с нами в училище так работали наши педагоги.
 

– Что касается славы и гонораров. Неужели с вашей замотивированностью на успех не хотелось стать звездой, сниматься в сериалах?
 

– Однозначно, что театр – это не про деньги, это про занятие любимым делом. Что касается славы, то, конечно, во время учебы в силу молодости и незнания жизни ты в глубине души веришь в чудеса и как минимум видишь себя на сцене столичных театров. С кем-то чудеса, безусловно, случаются. Но лучше все-таки трезво оценивать шансы. Меня в свое время сильно впечатлила история Григория Нелюбова, который вместе с Юрием Гагариным и Германом Титовым был отобран в первый отряд космонавтов. По всем показателям был одним из лучших, но выбрали Гагарина. Готовился ко второму полету, но выбор пал на Титова. К третьему — но решили отправить экипаж в составе чуваша Андрияна Николаева и украинца Павла Поповича. Потом должна была полететь первая советская женщина-космонавт. В итоге он так и не полетел просто из-за совпадения различных факторов. Пока он ждал своего звездного часа – эмоционально сгорел, сорвался и в итоге трагически погиб. В нашей профессии есть, как мне кажется, те же риски случайных совпадений. Когда ты совсем маленький после училища приходишь в театр, тебе хочется побольше драмы и трагедии, чтобы прямо так «страдала-страданула»… А сейчас чем больше я работаю, тем больше хочется комедии. Физические нагрузки у нас, кстати, тоже очень серьезные. Только про космонавтов все понимают, что это тяжело и трудно, а про актеров большинство людей думают, что это легко и просто. Но это совсем не так…
 

– Ваши наиболее заметные роли в спектаклях Иркутского драмтеатра трагические – Джульетта в «Ромео и Джульетте», Арбенина в «Маскараде». Обе истории вышли из-под пера классиков и принадлежат к разряду вечных. Что дальше? Чехов?
 

– В нашем репертуаре, к сожалению, сейчас нет спектаклей по пьесам Чехова. В кинотеатре «Художественный» раньше проходили экранные показы работ, которые с участием мировых звезд ставили в известных театрах разных стран. Я там посмотрела «Дядю Ваню» лондонского Театра Гарольда Пинтера. Удивительный спектакль! Там, конечно, русский быт представлен очень своеобразно – французские окна в пол, средневековые стены. Но не это главное. Меня там поразила Сонечка. Я раньше смотрела разные версии «Дяди Вани»: в театре Моссовета, где Сонечку играет Юлия Высоцкая, в вахтанговском с Евгенией Крегжде. В финальном монологе Сонечки, где она говорит: «Мы, дядя Ваня, будем жить. Проживем длинный, длинный ряд дней, долгих вечеров; будем терпеливо сносить испытания, какие пошлет нам судьба; будем трудиться для других», – у наших актеров всегда звучат ноты какой-то обреченности, вины и ответственности, которую обязательно надо взвалить на себя и нести как непосильную ношу. А в лондонской версии Сонечка говорит о том пути, который она видит для себя и для дяди, со светящимися глазами, абсолютно не сетуя на судьбу, чисто, искренне и с восторгом: «Мы увидим все небо в алмазах, мы увидим, как все зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир…» Такая Соня во мне сильно откликнулась! Хочу ли я сыграть Соню? Если бы нашелся режиссер, который увидел бы меня в этом образе, вместе со мной покопался бы в этом, то, думаю, да. Во всяком случае, мне она интересна.