Будь в курсе
событий театра

Театр 2014: Переступил порог. «Старший сын» на иркутской сцене

Разработка сайта:ALS-studio

Версия для печатиВерсия для печати

Рассуждая о драме Вампилова «Прошлым летом в Чулимске», Георгий Товстоногов так выразил свое отношение к пьесе: «Нас привлекли в драме ее нравственный максимализм, бескомпромиссность чувств, поистине чеховская требовательность к человеку и такая же щемящая за него боль» (здесь и далее курсив автора). Известны и слова Олега Ефремова про «Утиную охоту» Вампилова, где: «каждая его строка, как соком, пропитана сознанием какой-то высшей цели, которую он хотел утвердить в людских отношениях». Конечно, эта «требовательность к человеку», эта «боль» и «сознание высшей цели» свойство не конкретных двух пьес Александра Вампилова, это свойство всего его творчества. И все это мы находим и в комедии «Старший сын».
 

Сверхзадача
 

Прочитывая «Старшего сына», необходимо понимать, что Вампилов не считал Бусыгина злодеем, а его обман жестокостью по отношению к семье Сарафановых. Для автора сложившаяся ситуация в определенной степени комична. Вампилов смотрит на своих героев просто, ясно, с предельной строгостью и в то же время не без умиления, в котором, впрочем, больше радости за человека, чем снисходительности к нему. Вампилов в человека верит. Он верит в Сарафанова, знает, что тот простит, примет и полюбит Бусыгина, и Сарафанов оказывается достойным веры автора. Точно так же Вампилов верит в каждого своего героя. Чувство этой веры жизненно важно соблюсти при постановке, пронести через все действие. Именно на это должны быть направлены усилия режиссера, и именно к этому всей душой должны стремиться актеры.
 

В спектакле нравственное ядро пьесы «Старший сын» уловлено и чутко передано. Не выстывает в нем жар вампиловской веры. Не костенеет мысль о добре и справедливости. Нет пошлого морализаторства или надменной нравоучительности. Соблюдена мера. Все здесь так, как и должно быть. Вампиловская мысль дышит, ширится, раздается вглубь и вдаль, вырывается со сцены и врастает в сердце зрителя.
 

Исполнение
 

Человечность «Старшего сына» с предельной ясностью проявляется в финале, однако до финала еще нужно дойти. Интересно, что Бусыгин Вампилова и Бусыгин Василия Конева идут к финалу с разных сторон. Тут самое время указать на одно важное отличие спектакля от пьесы.
 

Обман Сарафановых это больше не спонтанная идея Сильвы, а холодный расчет Бусыгина. Для понимания характера главного героя это отхождение от оригинала имеет принципиальное значение. У Вампилова Бусыгин знал, что у людей «толстая кожа», пробить которую, можно лишь соврав как следует, но он неохотно-то переходил от слов к действию, в большей степени он пошел на поводу у Сильвы. В спектакле же Бусыгин уверенно, не колеблясь, применяет свои познания на практике. Таким образом, получается, что в пьесе Бусыгин изначально был потенциально хорош, на сцене же он - совершенно определенно зол. Там, в пьесе, путь Бусыгина - это закономерное развитие, здесь, в спектакле, - преодоление. Преодоление самого себя. Растет сопротивление, обостряется внутренний конфликт героя - такому Бусыгину приходится гораздо труднее. И это преодоление Конев показывает превосходно.
 

Изначально Бусыгин несколько грубоват. На девушку, которую он проводил, Бусыгин смотрит не с дерзкой уверенностью, простительной обаятельному наглецу, а с каким-то трудно скрываемым вожделением. Чуть позже он замахивается на прохожего и припугивает того не без радости. Эмоциональный настрой Бусыгина подчеркнут музыкально. Спектакль начнется со «зверского» шлягера «Районы-кварталы», где есть строчка: «надо сразу уходить, чтоб никто не привыкал». Звучит легкомысленно, беззаботно, с умеренной злобой. Жестокость этих слов поймет человек взрослый, Бусыгин же, в силу своего юного возраста, почти готов взять эту фразу в качестве жизненного кредо… к счастью, не суждено. Он повзрослеет за одну ночь. Для этого Бусыгину нужно будет хватить через край – представиться старшим сыном некоего Андрея Григорьевича Сарафанова, человека, чью фамилию он прочитал на почтовом ящике.
 

Войдя в квартиру и обманув Васеньку, Бусыгин неловкости не испытывает, он рад своей наглости. Чувство уверенности подкрепляется одобрением Сильвы. Но обман заходит далеко: Бусыгин сближается с Сарафановым и проникается одиночеством тихого человека. Поддается его сердце и Нине. Напутственные слова Васеньке, обращение к нему как к брату, тоже будят в нем человеческое.
 

К концу второго действия душа Бусыгина нагрета до ковочной температуры. Бьют по ней молоты сомнения и боли. Он признается Нине, что он ей не брат, и невыносимо для него быть рядом с ней братом. В этой сцене Конев сидит, согнувшись, на полу, и, произнося: «…совсем запутался», запускает руки в волосы; глаза его завернуты внутрь. Все это актер густо наполняет внутренним действием, он подчиняет содержательность простоте.
 

В финале мы видим, что Бусыгин выстоял и чего ему это стоило. За преодоление себя он вознагражден счастьем. В последней реплике Василий Конев верно угадывает интонацию - смело ставит точку. Не остается недосказанности, нет убийственного для этой пьесы намека, есть только душевная радость и предельная искренность, и зритель это почувствовал.
 

Великолепен Николай Дубаков. Он развивает характер, данный Вампиловым, и вместе с тем привносит в него много своего. Индивидуальность актера органично сливается с идеей автора пьесы, образуя единое целое. Речевая характеристика Сарафанова находит надежную опору в интонации Николая Дубакова. Линия артисто-роли безукоризненно проведена им через все действие.
 

Алексей Орлов (I) исполняет роль Сильвы. В манере игры Орлова много преувеличения и гротеска. Это позволяет добиться бо́льшего комического эффекта. Однако, на наш взгляд, Орлов перехлестывает. Теряется глубина. Для Орлова Сильва становится маской, а не человеком.
 

Прекрасно сыграл Николай Стрельченко. До сих пор стоит в ушах выпаленное им: «Не мешайте мне быть серым!». Стрельченко сумел выразить в этом крике и бунт Васеньки, и его вызов миру, и очень искусно передал ироническое отношение актера к своему герою. За спектакль он доводит все это логического конца, собирает в цельный образ.
 

Сценография
 

«Старший сын» начинается «поздним весенним вечером», в дворике одного предместья. Вначале локальные обстоятельства выражены конкретно. Заходя в зал, зритель видит темную, погруженную как бы во мрак ночи сцену. Над креслами повисли уличные фонари советских времен. Светят ярко, покачиваются неприветливо.
 

По краям навалены невысокие заборчики. Центральный элемент оформления – стена дома. На втором этаже тоскливо горит одно из четырех окон. Желтый свет неохотно пропускает наклеенная на окно газета. Под окнами автоматические железные ворота. Поднимаясь в разное время спектакля, они будут открывать вид и на ночной клуб, и на квартиру Сарафановых.
 

Намечающийся развал семьи находит мощное сценографическое выражение. В какой-то момент, Сарафанов попросту начнет раздвигать квартиру в разные стороны. Пространство сцены углубится в холодную темень вокзала, где вдали ровно мигает красный огонек железнодорожного светофора.
 

Сценография спектакля постоянно переходит на разные уровни художественного обобщения. Эта смысловая многослойность еще одно достоинство постановки.
 

Итог
 

Случайный обман Бусыгна не был случаен. Даже более того, - он был необходим. Необходим Бусыгину, Сарафанову, Ниночке, Васеньке, но самое главное - он был необходим нам. Вампилов сумел показать, что все в жизни далеко неоднозначно, и даже к истине можно прийти с неожиданной стороны. С новой силой эта идея воплотилась на сцене иркутского драматического театра.
 

Скажем же главное: «Старший сын» это тот спектакль, на который обязан сходить каждый.


Фото: Анатолий Бызов

Автор: 
Федор Климанов
08.12.2014