Будь в курсе
событий театра

Там, за дощатым забором

Разработка сайта:ALS-studio

Версия для печатиВерсия для печати

Размышления журналиста Веры Филипповой после спектакля
 

Может, в этом впрямь что-то есть, кроме внятного слуху повтора цифры. Третьего июня областной центр Приангарья отмечал сразу три праздника: Троицу, 340-летие города Иркутска и театральную премьеру. Пышные и многолюдные торжества по случаю совпавших календарных дат запомнятся невиданным размахом, а вот свидетелями большой победы на малой сцене Академического драматического театра им. Н.П. Охлопкова стали немногие. Мне довелось быть среди них, испытать нечаянную радость, которой грех не поделиться. Лишь бы суметь.

 

Пьеса «Прошлым летом в Чулимске» вновь вернула этим летом ее автора в Иркутск. Возразят: а никуда Александр Вампилов отсюда и не исчезал. Номинально - да. Любим, гордимся, издаем, воспоминания о нем печатаем. Но для драматурга, чье имя ставят рядом с Чеховым, лучший пьедестал, согласитесь, - афиша. В репертуаре иркутских театров Вампилов, сказать бы помягче, появляется. Иной раз и надолго задерживается, как, в частности, у охлопковцев со спектаклями «Старший сын» и «Провинциальные анекдоты». Все его произведения увидели свет иркутской рампы. Иные даже не единожды. А все же постоянное, не от премьеры к премьере, «свидание в предместье» с героями вампиловских пьес землякам не даровано.
 

Тут ни прямого, ни скрытого упрека театрам, просто констатация грустного факта, что встреч с Вампиловым зрителю не хватает даже количественно. Что же до их качества, то бегом да огульно вряд ли стоит к одному знаменателю сводить. Отчего, однако, чуть ли не штампом, с которым внутренне соглашаешься, стало у театральной критики по всей России утверждение, что Вампилов «не прочитан»?
 

Довелось и мне в прежние годы посмотреть постановки его пьес, помимо родного Иркутска, на разных сценах. В том числе нашумевшую «Утиную охоту» А. Каца в Риге, когда повсеместно эта пьеса была под запретом. Там исполнитель роли Зилова трансформировался к финалу в эдакого фашиствующего молодчика, прицельно расстреливая недрогнувшей рукой уток на мишенях по всему периметру сцены. «Дозрел», усвоил уроки Официанта. Тогда эта трактовка показалась мне спрямленной, излишне лобовой и жесткой к герою. А сегодня, сейчас с изумлением понимаю, что нынче она, пожалуй, угодила бы прямо в «десятку». Поверженные идеи, идеалы кого только не вызвали на смену себе из тьмы, дабы свято место не пустовало, а сильно ли те же новоявленные скинхеды, к примеру, отличаются от приверженцев бесноватого фюрера? Видимо, предугадан, запрятан был где-то в недрах пьесы и такой вариант исхода для утратившего духовную опору Зилова, расслышанный постановщиком уже тогда, задолго до нынешних катаклизмов.
 

Словом, сравнить новую работу охлопковцев есть с чем. Тем более, что к этой пьесе театр обратился повторно. Но проводить параллели с прежней постановкой (в ТЮЗе, к сожалению, спектакль не видела) не входит в мою задачу. Гораздо интереснее, за невозможностью тотчас проверить еще раз свои ощущения непосредственно в зрительном зале, окунуться в них хотя бы мысленно. Зачем, спросите? Да вот чтобы понять, как исхитрился приглашенный столичный режиссер полонить иркутян спектаклем, создав зрелище вдохновенное и вдохновляющее, художественно цельное и эмоционально заразительное, о котором можно без натяжки сказать, что это украшение афиши и что на сей раз Вампилов «прочитан». И прочитан адекватно.
 

Откуда такая безапелляционность суждения, насторожитесь вы, и нет ли перебора в эпитетах?
 

То и удивительно, что ожидать подобного восприятия, казалось поначалу, было неоткуда. Постановщики - режиссер Геннадий Шапошников и художник засл. деятель искусств России Александр Плинт - будто задались целью покорить публику в зале «методом от противного». Пробравшись не без труда узким проходом вдоль дощатого забора к своему месту и заняв его, зритель обескураженно созерцал странную декорацию. Нечто вроде загона из тех же неструганных досок, покинуть который можно не иначе, как сдвинув пару-тройку их. Справа выгорожен палисадник со сломанной калиткой и хрустящей под ногами галькой, за ним - амбар, свежая стружка устилает путь к нему. Неуютно глазу. Предельно убогий быт! Но вдруг видятся тебе безобразно захламленные подъезды новоленинских девятиэтажек с омертвленными лифтами и рядами искореженных ржавых почтовых ящиков, набитых мусором и шприцами «нариков»... Позвольте, не стал ли Чулимск гротескной метафорой всей страны в ее нынешнем неприглядном состоянии запустения, где ломать да рушить молодцов хватает, а умельцев восстановить, наладить - ищи-свищи?
 

Дискомфорт от непрошенной ассоциации заставил срочно перевести взгляд на левую часть сцены. Там за большим столом уже расселись артисты, непринужденно общаясь между собой, кивая кому-то из зрителей и подкрепляясь горячим чайком. Не бутафорским - еда в спектакле настоящая. Столь неспешное начало озадачивает и тоже не сулит вроде бы сильных впечатлений. Хотя интригует. Артисты, оставив угощение, один за другим выходят в центр сцены, как бы примеряясь к ней, и бесцветно озвучивают авторские ремарки относительно одежды, вида или походки персонажей объявленной пьесы Александра Вампилова. Помощник режиссера демонстративно проверяет готовность цехов и служб, трогает калитку, выводит в зал звук мотоцикла, подает знак артистам. Короче, от нас не скрывают, что намериваются попробовать разыграть в нашем присутствии представление. По принципу - попытка не пытка. Получится - хорошо, нет - не судите строго.
 

Такой вот негласный уговор при отсутствии границы между сценой и залом настроили всех на предельную искренность, когда фальшивые ноты, кажется, заведомо исключены. А главное, публика и опомниться не успела, как уже оказалась с потрохами втянутой в действие. Режиссер проявил завидное знание человеческой и, в частности, зрительской психологии, сумев незаметно для зала увлечь его, подключить к происходящему, накал которого даже антракт не остудил. Сценография почему-то уже не вызывала отторжения. Напротив, даже второй смысл обрела: забор, преграждавший путь к Вампилову, преодолен.
 

И музыканты наверху играли нежно и печально...
 

Премьера покорила ансамблевостью, хотя в ней заняты актеры трех поколений, а главные роли дерзко поручены совсем еще молодым исполнителям, Милене Антипиной и Александру Дулову, оправдавшим доверие по максимуму. «Едина плоть и кровь» с действующими лицами - инструментальная группа под управлением Александра Чудновского, чья живая музыка органично сопровождала постановку, придавая ей требуемый эмоциональный настрой. Режиссер посадил оркестрантов наверху, по прозрачный потолок делал видимой их реакцию. Знаете, что читалось на лицах? Полная, абсолютная вовлеченность в сценические события! И еще - с любовью и пиететом смотрели они на артистов, чьи персонажи волею постановщика оказывались вблизи музыкантов на стеклянном полу, сквозь который снизу вверх с беспокойством и волнением смотрела публика. Возможности малой сцены Г. Шапошников использовал весьма изобретательно, выстроив сложный рисунок движения актеров и по диагонали, и вдоль условной рампы, и едва ли не по отвесной вертикали. Все оправдано, все к месту и все держит зрителя в напряжении, усиливая выброс адреналина в кровь, как на рискованном цирковом представлении.
 

О каждом персонально актере хочется сказать доброе слово. Все они предстали крупным планом. И дело не только в камерной сцене - сама по себе она еще не гарантирует успех. Уж куда эпизодичнее - роль Помигалова, отца Валентины. В распоряжении з.а. России Александра Булдакова, кажется, только и есть, что одна фраза: «Ну, ты меня знаешь!» Но режиссер с актером дают рассмотреть и этот характер - замкнутого, отгородившегося от людей своим горем вдовца, в поте лица добывающего хлеб свой и готового отстаивать свою независимость и честь дочери с ружьем в руках. Но буквально за секунду улетучивается эта его решимость, заставив онеметь в раскаянии. За ту самую секунду, в которую рухнула его житейская философия, такая до сих пор распространенная и нехитрая: есть у Мечеткина собственное жилье, всерьез посватался, вот и выходи, дочка, за него - от добра добра не ищут.
 

Мечеткин и в пьесе, и в спектакле особняком. Игорь Чирва не боится выставить своего героя в смешном ракурсе, делает это находчиво и с удовольствием. Его персонаж осознает себя неизмеримо выше других - без особого, впрочем, на то основания. Раздуваясь от собственной важности, этот мелкий чиновник «местного розлива» в глазах окружающих выглядит самокарикатурой. Что не мешает ему прыскать тоненьким смешком над друзьями-охотниками, коих он и за людей-то не держит. Вот перед Зинаидой Кашкиной Мечеткин, робея, теряется, готовый по первому ее слову неуклюже сдать свои «моральные принципы». В чайной - тут он по-хозяйски себя ведет, ест плотоядно, обстоятельно, с уважением к себе. А заторопился  - котлету завернул, сунул в карман, простоквашу залпом допил. Из мелких подробностей лепится образ, возникает неповторимый характер.
 

Евгения Гайдукова играет аптекаршу Кашкину женщиной внешне разбитной, знающей свою власть над сильным полом и за словом в карман не лезущей. Она не боится эпатировать Чулимск экстравагантной внешностью и выходками. Но нужен ей единственно Шаманов. Героиня актрисы способна по-настоящему любить, на свой лад бороться за любимого и, потерпев фиаско, признаться ему в недостойном поступке. Натура глубокая и гордая, она молча переживает подлинную любовную драму.
 

Тут, впрочем, у каждого, как и в жизни, своя драма. Вот буфетчица Хороших, такая светоносная в исполнении нар.арт. России Наталии Королевой. Повезло, как мало кому: с Дергачевым Анну Васильевну связывает многие годы разделенное чувство. Но давняя затаенная обида не изжита меж ними, отравляя их будни скандалами и руганью из-за Пашки. Осевшим голосом просит мать прощения у сына, когда вырвалось оскорбительное слово, а в глазах ее плещется ужас от сознания непоправимости сказанного. Артист Юрий Десницкий в роли ее мужа не хмельного буяна играет, не самодура-пьяницу, а человека, который свое достоинство фронтовика оберегает. Припадая на простреленную ногу, Дергачев решительно, по-мужски, покидает поле семейной битвы, и еще вопрос, сумеет ли Анна остановить его. Да ведь и Пашке Евгения Солонинкина сочувствуешь, вслед за Валентиной, столь дорогой ценой оплатившей свою способность воспринимать чужую боль. Артист создает характер необузданный, упрямый. От такого жди беды: к желаемому напролом идет, па дороге не становись - без тормозов.
 

В творческой биографии нар.арт. России Виктора Егунова эвенк Еремеев не сегодня появился. Этот персонаж вновь сыгран с подлинно художественным тактом. Краски как бы пастельные: мягок, доброжелателен ко всем, улыбчив. Акцент едва-едва обозначен, но как достоверен и трогательно беззащитен этот таежный абориген, детски чистый и простодушный. Ни дать ни взять доверчивое дитя природы на восьмом десятке лет. Драма еще одной человеческой судьбы, не оставшаяся безответной. Реальной-то помощи старый охотник ни от кого не дождался. Его покорное одиночество оставляет занозу в зрительских сердцах.

 

По Вампилову, не только среда и внешние причины обуславливают слом души. Человек часто сам себе причина и носитель трагедии. В спектакле не «сцены из жизни». Тут судьбы взаимосвязанные, прожитые на наших глазах подробно и захватывающе, но не в духе сугубо бытового театра, когда пьеса исчерпывается сюжетом. Подспудную, не выраженную непосредственно словом многослойность заключают в себе художественные образы, объединяя философским аспектом и социальный смысл, и общие размышления о жизни и ее закономерностях.
 

Мощное силовое поле - драматургия Вампилова! Борьба добра и зла внутри человека, между персонажами увлекла режиссера, во всем поверившего автору и выигравшего вместе с ним и актерами. Утверждение власти Человека над обстоятельствами, над средой и прежде всего над самим собой - это то, что укрепляет мускулы души зрителя, а не выпускает из нее последний воздух. Особенно впечатляет такая победа, когда наблюдаешь долгое, мучительное пробуждение Шаманова. Александр Дулов играет его с печатью неистребимой усталости на тонком, нервном лице, безучастным, целиком погруженным в себя. Упасть-то следователь упал, разуверившись в торжестве справедливости, а вот отжаться, по формуле «упал-отжался» - нет ни сил, ни желания. И состояние это настолько ему в тягость, что подбивает Шаманов, раззадоривает ревнивца Пашку нажать на курок, не дорожа своей жизнью. Сдаться легче и проще. Не может Кашкина растормошить того, кто сбежал от себя прежнего и будто оглох на оба уха. Сам он, впрочем, когда благодаря Валентине обрел волю жить, а значит и бороться, сказал проще: спал-спал и вот наконец проснулся.
 

Валентина - единственная, если не считать эвенка, гармоничная личность, без драматической ущербности души. Милена Антипина убеждает в безусловной чистоте и жизнестойкости своей героини. Это хрупкое с виду создание наделено столь недюжинной внутренней силой, что иной финал пережитой истории был бы наверняка воспринят как измена художественной правде. Ведь у актрисы Валентина верна себе во всех перипетиях. И тогда, когда с безоглядной доверчивостью, тряхнув копной волос, открывается Шаманову, ошеломленному и испуганному силой ее чувства. И тогда, когда свою помощницу, стоящую с поникшей головой и опущенными плечами, пытается вразумить, скрывая жалость к ней, Анна Хороших. Только на премьере стало вдруг отчетливо ясно, что не один Шаманов обязан Валентине своим спасением. Пашкина судьба после его безрассудной выходки тоже висела на волоске. Как висит на одной петле калитка палисадника, которую неутолимо налаживает любимая героиня автора.
 

Ну, а зритель благодарен постановщикам спектакля за его потрясающий заключительный аккорд, высекший внезапную слезу из глаз. Раньше это назвали бы катарсисом. Незабываемый эпизод. Можно ли его описать? Валентина в белом платье проходит по стеклянному полу верхнего этажа, спускается вниз и вдруг радостно воздевает руки и лицо к солнцу. Тотчас откуда-то с высоты всю ее фигурку затопляет потоком яркого света и в лучах его сыплется и сыплется ворох красных листьев.
 

Кончилось лето в Чулимске, пришло время осенних свадеб. Валентина и Шаманов выстрадали свое счастье. И публика вместе с ними.

Автор: 
Вера Филиппова
13.05.2001