3 и 4 марта в Иркутском драматическом театре громкая премьера – на сцене обновленная версия спектакля «Поминальная молитва». Последний раз иркутский зритель видел его десять лет назад. Пьесу Григория Горина инсценировали в 1998 году и за восемь лет сыграли сто раз. Сейчас постановку вновь доверили заслуженному деятелю искусств режиссеру Олегу Пермякову. Однако актеры – все до единого новые, и звучание пьесы – иное… В преддверии премьеры корреспонденты газеты «Иркутск» заглянули за кулисы театра и посмотрели, как идет подготовка.
 

«Я здесь не чужой» 

– Наверх смотрите, наверх, там Бог живет! – именно с этой фразы началось наше знакомство с новой «Поминальной молитвой». Мы прошмыгнули в пустой зрительный зал в самый разгар репетиции. Режиссер был прикован взглядом к сцене, размахивал руками, раздавал короткие указания, а после удачно сыгранных моментов – заливался довольным смехом.
 

– Вот сейчас найдено! Сейчас – молодцы! Тональность разговора изумительная, – кивает головой Олег Рэмович.
 

Нет никакого сомнения: режиссер знает наизусть каждую фразу, чувствует каждый жест, носит в себе образ каждого персонажа. Он и постановщик, и исполнитель всех ролей, и художник, и декоратор… Хотя сам в этом не признается: «Вы про меня не пишите, вы лучше про актеров, они главнее». Но переходя из одного театрального цеха в другой, беседуя с артистами и работниками, мы все больше убеждаемся: балом здесь правит режиссер.
 

– Почему понадобилось спилить настоящее дерево? – интересуемся у декораторов.

– Так режиссер решил, у него спрашивайте, – скупо отвечает художник-декоратор.

– Для чего нужно шить два покрывала?

– Это все к режиссеру, он так видит, – пожимают плечами бутафоры.
 

Дождавшись окончания репетиции, мы подходим к Олегу Рэмовичу, а он, захваченный постановкой, продолжает разговаривать цитатами из пьесы:
 

– Есть персонаж Менахем, которому Голда говорит: «Менахем, не забывайте, что вы здесь всего лишь родственник». А я – нет. Я в театре не чужой. Я с этими актерами 18 лет бок о бок, всех до единого знаю и заранее чувствовал, на какую роль кого возьму.
 

Навстречу роли «с открытым забралом» 

Спектакль 1998 года невольно задал высокую планку: главного героя, молочника Тевье, сыграл народный артист России Виталий Венгер, а его супругу Голду – народная артистка России Наталия Королева. Это не означает, что теперь молодые актеры должны «переплюнуть» старый состав. Смысл в другом – показать ту же самую историю, но с другой стороны. Если 18 лет назад Пермяков делал спектакль-протест, спектакль-борьбу, то сейчас актеры транслируют со сцены новую мысль: любую ситуацию можно принять и жить дальше.

– В прошлый раз мне хотелось говорить о выживании, а сейчас – о вере, – откровенно говорит Олег Пермяков. – Как только назначены новые актеры, старого спектакля быть не может, ведь это другая психофизика, другое понимание персонажей.
 

Из старой постановки в новую, сменив роль, перешли трое актеров. Яков Воронов превратился из Менахема в мясника Лейзера, Евгений Солонинкин – из трактирщика Войцека в урядника. Настоящий скачок сделал Степан Догадин: роль второго плана он сменил на главную.
 

Как признается актер, 18 лет назад роль Федьки-писаря казалась ему маленькой и тесной, однако о том, чтобы сыграть Тевье, он и не помышлял.
 

– Тогда мне хотелось играть Мотла, но роль досталась Игорю Чирве, который здорово с ней справился, – вспоминает Степан Догадин. – Есть роли, которые мечтаешь сыграть – Гамлет или Король Лир, например. А есть те, в которых ты себя не представляешь. Роль Тевье изначально писалась в «Ленкоме» специально под Леонова. Позднее у Венгера получился совсем другой герой – точный, интересный, настоящий еврей. В некоторых сценах интонации Венгера у меня до сих пор звучат, я пытаюсь от них уйти, но вряд ли удастся…

По иронии судьбы, роль, о которой Степан Федорович и не задумывался, оказалась своевременной и близкой:

– Чем больше читаю пьесу, тем больше влюбляюсь в эту роль. Образ Тевье – подарок для артиста, здесь есть все: страдания, боль, шутка, крик. После некоторых сцен у меня возникает ощущение, будто душа болит… Мне бы хотелось, чтобы после просмотра люди хотя бы на пару часов объединились, протянули друг другу руки и сказали: «Надо вместе держаться, несмотря на национальные, классовые и другие распри».
 

Для Анастасии Пушилиной предложение сыграть главную женскую роль тоже стало полной неожиданностью. Она предполагала, что за Голду возьмется более опытная и взрослая актриса, умудренная опытом женщина. Но режиссер выбрал именно ее.
 

– Это роль на вырост: с годами, с ощущениями, с жизненными обстоятельствами она будет меняться. Голда должна быть любящей, она не думает о себе – только о детях и муже. По-другому она и не умеет. Она идет этой дорогой всю жизнь, идет-идет, и в конце умирает, – на этом Анастасия спешно заканчивает рассказ, взбегает на сцену и – удивительное дело – за секунду превращается из открытой девушки в поникшую, прижатую судьбой Голду.
 

Взявшись за роль, Анастасия постаралась примерить на себя незнакомый ей образ пожилой самоотверженной еврейки. И, кажется, ей это удалось: сцена смерти Голды, которую нам удалось увидеть на репетиции, заставила оцепенеть.
Возможно, погрузиться с головой в непривычные образы актерам помогло напутствие, данное Венгером перед постановкой: «Главное – идти к роли с открытым забралом».
 

Дома – в щепки! 

Оформление нового спектакля можно назвать аскетичным – телега, дерево, да ряд маленьких домиков, в окнах которых то зажигается, то гаснет свет. Они символизируют главное место действия, деревню Анатовку, в которой бок о бок живут русские, украинцы и евреи.
 

– Раньше нам казалось интересным, когда домики были фактурные и раскрашенные. А сегодня, увидев чистоту дерева, мы решили их оставить такими нетронутыми, – говорит режиссер.
 

Судьба этих премиленьких домиков незавидная: во время одной из сцен их разрубают в щепки. И повторять этот трюк будут регулярно, даже на репетициях, не говоря уж о премьере.
 

– Рубят всегда только один дом, который иначе сложен и не подсвечивается изнутри, – раскрывает секрет Александр Денисенко, заведующий столярной мастерской. – Иногда после разрушения его можно реанимировать, а иногда строгаем новый. В старом спектакле точно так же делали.
 

Был даже такой казус – однажды во время спектакля актеры стали рубить дом, а он не поддается! Видимо, столяры поработали в тот раз на совесть…
 

Зрители, заставшие прошлую «Поминальную молитву», наверное, вспомнят, что центральной декорацией служил многолетний дуб. «Его мой отец посадил, когда я родился, – рассказывает по сценарию Тевье своей новорожденной внучке. – А рядом я посажу березку в твою честь. Будете вместе расти, наперегонки…»
В прежней постановке вместо дерева был муляж, а для нынешней срубили настоящий дуб. Пока что на сцену его не выносят – еще не готов. От крепкого ствола отсекли сучья, на их место поставили пластиковые «протезы» и передали декорацию в бутафорский цех – чтобы там смастерили пышную листву.
 

Покрывало-счастье, покрывало-бедность…

Пока актеры оттачивают роли на сцене, в бутафорском и пошивочном цехах тоже кипит работа.
– От старого спектакля ничего не осталось, все делаем заново: дерево, покрывала, фуражки, платочки, – не отрываясь от швейной машинки, рассказывает бутафор Елена Киселева. – Когда старые актеры «передавали» спектакль, то принесли нам некоторый бывший реквизит, в частности шаль и свадебную фату. Но использовать мы их не станем, а на их основе сошьем новые.
 

Светлана Нечаева работает бутафором в драмтеатре больше 40 лет и готовила реквизит для прошлой инсценировки «Поминальной молитвы». Она подтверждает: за это время видение пьесы перевернулось, подход к каждой детали теперь совсем иной.
 

– Когда в этот раз стали делать свадебное покрывало, спросили у режиссера: какое оно должно быть? Он на секунду задумался и ответил: «Ну, такое, чтобы было… счастье! А второе – чтобы бедность», – рассказывает Светлана Борисовна. – Я начала активно подбирать цвета и ткани, припоминая, что в прошлый раз покрывало было скроено из ярких лоскутков, а Олег Рэмович меня остановил: мол, слишком красивое, нужно – чтобы бедность…
 

По замыслу, нищета лезет буквально из всех щелей. Чтобы подчеркнуть это, бутафорский и пошивочный цеха используют для оформления ветхие материалы, потрескавшиеся пуговицы, искусственно старят костюмы.
– Что можно сделать? Постирать новые вещи, пожулькать, светлой краской пройтись по манжетам, – рассказывает Ирина Рудовская, заведующая пошивочным цехом. – Вот, смотрите, это костюм главного персонажа. Было пальто новое, стало – старое. Мы кисточкой затерли, теперь кажется, будто в муке или в грязи вымазался. А с изнанки взгляните – все новенькое!
 

Все костюмы должны быть готовы за 7-10 дней до премьеры: актерам необходимо походить в них, порепетировать, привыкнуть. Бывает и такое, что перед спектаклем приходится срочно ушивать или перекраивать наряд.
 

– Это у нас часто: то худеем, то поправляемся. Как гармошки, честное слово! – смеется Ирина Петровна.
До премьеры спектакля остается ровно неделя, а значит, техническим работникам и труппе предстоит дневать и ночевать в театре. После премьеры можно будет выдохнуть. Но только на секунду – ведь впереди еще много новых постановок.
 

ИНТЕРЕСНЫЕ ФАКТЫ
Самые большие декорации столярный цех драмтеатра возводил для постановки «Сирано де Бержерак». Это были деревянные шестиметровые вышки.

Наибольшие хлопоты пошивочному цеху принес в свое время спектакль «Александр Невский в срединном мире» – тогда пришлось отшивать около 200 костюмов.

Все театральные цеха сейчас работают одновременно над тремя премьерными спектаклями: «Поминальной молитвой», «Прощанием в июне» и «Братом Иваном».


СПРАВКА
Пьеса Григория Горина «Поминальная молитва» была написана по мотивам произведений еврейского писателя Шолом-Алейхема. В 1989 году ее поставил режиссер Марк Захаров в «Ленкоме», в 1993 году спектакль был записан для телевидения. Действие происходит в самом начале XX века, в период усилившихся гонений на евреев. В центре повествования – молочник Тевье и его большая семья из пяти дочерей, у которых есть только один шанс вырваться из нищеты — удачное замужество.