Будь в курсе
событий театра

Семейные истории о войне, запечатлённые в наших сердцах

Разработка сайта:ALS-studio

Версия для печатиВерсия для печати

Представление о Великой Отечественной войне мы впитали из рассказов наших отцов и дедов, из советских фильмов и книг. Они слились в единую народную память, стали чем-то неотъемлемым, вкоренённым, кровным, национальным.
 

Очень важно, чтобы память эта продолжала жить. Но без пафоса, горделивости, чувства превосходства, а выражалась в благодарности за чистое небо над головой и неприятии войны, любого проявления агрессии, национализма и тоталитарной идеологии.

22 июня – в день начала войны, в день памяти и скорби – Иркутский академический драматический театр им. Н.П. Охлопкова делится самыми сокровенными семейными историями. Все они – о суровом военном времени, подвиге, силе духа, хрупкости жизни, борьбе за мирную жизнь. Будем помнить…

 

Ирина Змеенкова, заместитель директора:

Маме было три года, когда началась война. Семья жила в городе Кривой Рог, который очень быстро достался немцам. Их выставили из дома в сарай, где они и ютились, пока находились в оккупации. Вспоминаю бабушку Наталью Васильевну маленькой, хрупкой женщиной, но смелой и сильной духом. К тому времени у неё было трое детей. Ей пришлось прислуживать немцам. Видимо, бабушка качественно убиралась, потому что немцы к ней неплохо относились, не лютовали, давали хлеб и детей угощали шоколадками. Но бабушка строго-настрого запрещала что-либо брать.
 

Был один случай, который мог закончиться очень плачевно. Именно он очень характеризует бабушку. Как-то в сарай от преследования немцев вбежали две девчонки, которые расклеивали антифашистские листовки. Немец вбежал практически сразу следом за ними. Бабушка успела одну из них спрятать в подполье, сверху поставить фикус. А вторая юркнула под одеяло в постель к детям, которые втроём лежали на одной кровати, а она поперёк в ногах. Бабушка не испугалась и закричала на немца, рвавшегося в сарай, угрожая комендантом. И солдат каким-то образом ушёл. Так она спасла девчонок, которые потом ещё долго писали письма.
 

После войны бабушка уехала в село Косичено Брянской области к матери без вести пропавшего мужа. Рассказывала, что голод был страшный. Собирали «тошнотики» – замёршую картошку на полях. Но произошло чудо, муж бабушки Пётр Парфёнович Третьяков вернулся в 1947 году. Всё это время он был в плену. Семья сразу перебралась на Сахалин. После неблагополучных голодных времён Сахалин показался раем. Рыба кишела, обеспечение было хорошее. Дед устроился в цех, где пекли хлеб. Однако прожил крайне мало – в 47 лет умер. Про плен и войну никогда не рассказывал.
 

Екатерина Силина, художник-бутафор:

Мой дедушка Шельдешев Александр Николаевич во время войны был сапёром, какое-то время заменял в отряде повара, дошёл до Берлина, участвовал в его взятии. Он был правоверный коммунист и всегда гордился тем, что ни он, ни его солдаты не брали трофеи с побеждённых территорий. Он рьяно препятствовал этому и имел даже из-за этого проблемы с руководством.
 

Вспоминаю, что когда на лето нас – трёх внучек – привозили к деду, он с нами играл в «минирование». Комнату «минировал» бабушкиными хрустальными вазами, делал растяжки шерстяными нитками. Под одной из ваз была спрятана конфета, которую нужно было достать и «не подорваться». Но однажды это кончилось трагично, потому что мы «подорвали» самую любимую бабушкину вазу. И всем сапёрам и минёрам попало.
 

Дедушка был оптимист. У него было много друзей-однополчан со всех союзных республик, Грузии, Украины. Один раз в год они собирались и ездили к кому-то в гости. Когда вспоминали что-то тяжёлое, детей выгоняли, но чаще рассказывали разные военные приколы, любили поюморить. И нашу вазу вспоминали долго.
 

С бабушкой Анной Ермак связана такая история. Они жили на Дальнем Востоке, а там были параллельные военные действия с Японией. До войны по профессии бабушка была метеорологом, потом стала шифровальщицей. У них был засекреченный пост. Как-то к ним прилетел раненный орёл. Они его сначала стали гнать веником, боясь, что он причинит вред курам. А потом заметили, что у него на лапе что-то привязано. Оказалось, что этот орёл особенный, доставляющий зашифрованные иероглифами сообщения. Позвонили начальству, приехали специальные люди и сказали бабушке: «Ты, Ермак, нашла орла, значит, отвечаешь головой за него, сдохнет – пойдёшь под трибунал». И она тряслась над птицей, выхаживала и очень боялась, что не выживет. В результате орёл стал служить дальше и полетел с новым заданием.
 

О том, что у бабушки есть награды, и что она была участником военных действий, мы узнали уже взрослыми. И, когда я бабушку спрашивала, почему на 9 мая она не надевает свои ордена, она говорила: «Стесняюсь, мне стыдно». Не принято было, чтобы женщины-фронтовички орденами хвастались.
 

Степан Догадин, заслуженный артист России:

Так случилось, что два моих деда погибли на войне. Один – Пётр Прокопьев погиб под Ленинградом в 1941 году, а второй – Степан Догадин пропал без вести в марте 1945 в Польше. Поэтому о войне мне рассказывала мама – Елена Петровна. Война застала её ребёнком в посёлке Себеж Псковской области. Город Псков был оккупирован немецкими войсками с 1941 по 1944 годы. В деревню немцы добрались в 1943 году и начали грабить, заходили в каждый дом и забирали всё, что нравилось. И вот зашли в наш дом. А семья была маленькая – бабушка, мама, которой было 3 года на тот момент, и её брат. Но мама очень чётко запомнила те переживания. «Сначала летели самолёты целой тучей, а потом немцы приехали на мотоциклах, как в кино показывают», – рассказывала она. И вот один зашёл в дом и начал забирать подушки, одеяла. Мама помнит, что он схватил её одеяло. А она стала тянуть его назад. «Ни в какую не отдавала. Тогда он вскинул автомат, а я не испугалась. Он всё тянул, тянул, а потом заулыбался и вернул одеяло. Сел в мотоцикл и уехал», – вспоминала она. И вот это была первая победа трёхлетней девчушки над фашизмом.
 

Яков Воронов, заслуженный артист России:

Михаил Романович Воронов родился 23 февраля 1925 года в Черемхово в семье шахтёров. В декабре 1942 года он с друзьями был зачислен в артиллерийскую школу и получил первое воинское звание — курсант. Летом 1943 года школу закрыли, курсантов призвали в ряды Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА) и отправили на фронт.
 

Первое боевое крещение Михаил Романович получил в июне 1944 года под Бобруйском, его подразделение находилось в составе 1-го Белорусского фронта. Это была знаменитая операция по освобождению Белоруссии, под кодовым названием «Багратион». В результате наступления советской армии были окружены и разгромлены шесть немецких дивизий численностью более 40 тысяч человек.
 

Артиллерийский полк, в котором служил Михаил, в конце войны был оснащён автомашинами и гаубицами образца 1943 года — калибра 152 мм. Орудия чаще приходилось везти вручную или с использованием лошадей. По воспоминаниям фронтовика, в сутки они проходили до 25 километров по бездорожью и болотам.
 

Михаил принимал участие в форсировании рек Южный Буг и Висла. В одном из боёв получил ранение. Но от отправки в госпиталь отказался. В начале сентября 1944 года в бою за укреплённый район ефрейтор Воронов осуществлял звуковую разведку во время артиллерийского обстрела центральной станции и вновь был ранен. Наскоро перевязав рану, он остался на боевом посту и продолжал работать, что позволило засечь четыре стреляющие батареи противника. За проявленное мужество Михаил Романович был удостоен ордена Славы III степени.
 

Особое место в боевой биографии Михаила Романовича занимает его участие в освобождении Варшавы. Вместе с 1-й армией войска польского его полк прорвался в город. Многие товарищи погибли в этом бою. За освобождение Варшавы Воронов был награждён медалью Польской народной республики «За храбрость и братство по оружию» и медалью «За освобождение Варшавы».
 

Перед штурмом Берлина его и многих других бойцов приняли в ряды ВКП(б). За Берлинскую операцию Михаил Романович впоследствии был награждён медалью «За взятие Берлина» и получил благодарственную грамоту от Верховного главнокомандующего.
 

По воспоминаниям отца, уже после капитуляции Германии он с товарищами отправился посмотреть на разрушенный рейхстаг и на одной из стен размашистым почерком написал: «Миша Воронов из Черемхово».
 

Демобилизовался папа в 1947 году. Был награждён орденом Отечественной войны I степени, медалью «За победу над Германией» и другими юбилейными медалями.
 

Папа, как и многие фронтовики, рассказывать о войне не любил. Единственное запомнилось, что когда мы были в компании и выпивали, то он долго держал рюмку. Ему родственники всё время говорили: «Миша, выпей!». И я заинтересовался: «Папа, ты что держишь-то?». И он рассказал, что это с фронта, с первого боя: «Мне тогда налили перед боем, и я сидел и думал, что возможно эта рюмка последняя. С тех пор вот грею».
 

Эмма Алексеева, актриса:

Самое яркое впечатление о войне, отразившееся в детском сознании – как передо мной стоит молодой, красивый дяденька на костылях и в гимнастёрке. Это был мой папа, вернувшийся с фронта.
 

Ещё в памяти остались воспоминания мамы о том, как она узнала, что папу забирают на войну. Жили мы в Нижнеудинске. В июне 1942 года в окно нашего дома постучала женщина, работавшая на железнодорожном переезде. Она перекинула маме книжку и сказала: «Твой просил передать». В книжке было письмо, в котором папа сообщал, что его отправляют на запад. Мама впопыхах надела сарафан на левую сторону и побежала на станцию, которая находилась за 5 км. Но эшелон уже ушёл. Так они и не попрощались. Но потом папа писал письма, в которых были стихи и песни: «Жди меня», «Тёмная ночь», «Синенький платочек», а в конце непременно приписывал: «Сбереги детей». И я считаю, что мы – дети войны (а нас в семье было трое) – счастливые. Наш отец остался жив. И мы много лет прожили в мире и согласии.
 

В семейном архиве хранится тетрадь, в которой красивым папиным почерком написана его фронтовая история. «Алексеев Николай Петрович, старший лейтенант в отставке. В боевых действиях участвовал в качестве командира пулемётной роты 1 батальона 484 стрелкового полка 321 стрелковой дивизии, которая входила в состав Сталинградского фронта, а после его разделения — Донского фронта. С июля по ноябрь 1942 года сражались на подступах к Сталинграду. Линии фронта как таковой не было, её предстояло создать. Бои были ожесточённые, сражались насмерть. Продвижение немецких войск удалось не только приостановить, но и заставить немцев на отдельных участках отступить. 19 ноября в районе станицы Клётская был осуществлён прорыв окружения противника». Именно в этот день – в день своего рождения – Николай Петрович был тяжело ранен. И именно в этот день началось наступление наших войск под Сталинградом. Николай Алексеев награждён орденом Красной Звезды, медалями «За оборону Сталинграда» и участника Великой Отечественной войны.
 

Спустя много лет Николай Алексеев встретился с комиссаром, который его, тяжелораненого, тащил на плащ-палатке три километра. «Николай Петрович! — воскликнул он. — Вы живы?! Я думал, вы не выживете, был уверен, что вас не спасти…»
 

Но папа выжил, более того, ему даже сохранили ногу. Однако всю жизнь он прихрамывал, периодически оперировался. Однажды даже пришлось брать из театрального реквизита ему костыли. Папа часто незадолго до ухода из жизни, просыпаясь по утрам, говорил: «Опять был на фронте, опять наступали, опять шли в бой…».
 

Елена Мазуренко, заслуженная актриса России:

Для моей мамы, Евдокии Алексеевны Гараниной, война стала освобождением от прошлой жизни. С первых же дней, она осуществила свою мечту – убежала из дома в город Горький и поступила на курсы медсестёр. До этого её мать, строгая и суровая женщина, не позволяла учиться. В госпитале мама прослужила всю войну. Ездили к эшелонам встречать раненых, перевозили, ухаживали. Детали я не знаю, но мои родители каким-то мифическим образом встретились, когда закончилась война. Разница у них была 10 лет. Они заскочили в первый попавшийся поезд, обнялись и поехали. Когда мама хотела забрать свои документы, которые подтверждали её работу в госпитале, то не смогла этого сделать, потому что всё сгорело.
 

О том, что мама прошла войну, я узнала очень поздно. Ко Дню Победы шли передачи по телевизору, сидели военные в орденах, с наградами, с большими званиями, и она их узнавала! Начинала плакать: «Васька! У него с ухом было плохо! А этот такой хороший был мальчишка, у него совсем нога была плохая. Он живой! Как хорошо-то!»
 

И всегда пела одну песню, тихонечко-тихонечко сядет и поёт:

Рано-раненько, до зорьки, в ледоход,

Провожала я любимого в поход.

На кисете не на радость – на беду,

Алым шёлком вышивала я звезду.

Шила-вышила удалой голове

Алым шёлком, красной лентой по канве.

И уехал он, кручинушка моя,

Биться с немцами в далёкие края.

Я маме говорила, давай мы будем документы восстанавливать, чтобы ты была как ветеран войны. А мама говорила: «Лена, да что ты, да разве мы за копейки работали. Зачем это уже надо, радость-то какая, посмотри, сколько людей спасли!» И так до конца. И получается, что к этой войне она вроде как и не имела никогда отношения. Документального подтверждения нет.
 

Татьяна Довгополая, руководитель литературно-драматургической части:

Картины о войне закрепились в памяти благодаря воспоминаниям моих бабушек, сестёр – Наумовой Татьяны Ивановны и Тарбеевой Марии Ивановны (в девичестве Булгаковы). Война застала их семью в Нагайске (сейчас город Приморск) Бердянской области. Мария только окончила медицинские курсы, а Татьяна – седьмой класс. Несмотря на то, что они не участвовали в военных действиях, на долю обеих выпали тяжёлые испытания. Марию в первые же дни немцы угнали в Германию, где она всю войну прослужила медсестрой в госпитале для русских. Один немец хотел жениться на бабушке, но это означало расстрел всей оставшейся в России семьи. Когда отцу удалось вывести её на Родину, то, боясь преследования, семья переехала в Иркутск. Бабуля никогда ничего не рассказывала, нельзя было из неё выудить о немецкой жизни ничего. Только иногда проскальзывали немецкие словечки – успела выучить язык, ведь вернулась она через шесть лет после победы.
 

Её сестра Татьяна – и ныне здравствующая – при каждой встрече вспоминает войну, словно вновь и вновь выговаривает ту боль, горечь которой так и не ушла за всю жизнь. Немцы, собирая очередной эшелон здоровых молодых людей на работы в Германию, бабушку вместе с её одногодками посадили в тюрьму. Там они ожидали отправки. Но начались налёты, и в здание тюрьмы попала бомба. Бабушку взрывной волной вынесло из окна. Большинство девчонок и парней погибло. Она же пролежала сутки под землёй, пока её не выкопали какие-то деревенские старухи. Травмы, полученные тогда, дают знать о себе всю жизнь. Обгоревшее, искалеченное тело деревенские женщины обмазывали травами и снадобьями. Несколько лет после войны она носила платок, потому что волосы никак не отрастали.
 

На фронт бабушка уйти не смогла, так как была единственной кормилицей в семье – заботилась о больной матери и маленьком четырёхлетнем братике. Вспоминает страшные сцены: как наши солдаты-мальчишки голодные проходили по деревне. У них на 10-20 человек было одно ружьё. «Мы отдавали всю еду, которая у нас была. Понимали, что они идут на верную гибель», – говорит бабушка. Или как, прячась от немцев, забрались в огромную воронку из-под снаряда с братиком. А в ней оказалась грязная земляная жижа, и они долго не могли выбраться, всё время соскальзывали обратно в топь. Братика бабушке удалось подсадить, и он убежал за помощью. Страшнее всего описывает расстрелы. Пленных солдат и евреев загоняли в ров и из пушек с горы расстреливали. А они – дети – всё это видели. Одного мальчика – еврея – спасли, спрятав у себя в подвале. Он был благодарен их семье всю жизнь, выучился на доктора и долго писал письма.
 

Но среди всего этого безумия бабушка вспоминает человеческое милосердие. Как один русскоговорящий немец, пока она сидела в тюрьме, отдавал ей свой паёк. Говорил: «Моя мама русская, вы очень на неё похожи». Пытался спасти её во время бомбёжки, кричал, чтобы она выпрыгивала из окна. Или как в поисках своего отца, бабушка добиралась до госпиталя. Чужие люди по пути кормили её, а главный врач подарил военную телогрейку, с которой она не расставалась всю войну. Папу она нашла. Отец моих бабушек – Иван Платонович Булгаков, несмотря на чрезвычайно плохое зрение, прошёл всю войну, был трижды ранен. Он заведовал хозяйственной частью, кормил солдат на передовой линии фронта.
 

Анатолий Стрельцов, директор:

Мой отец – Стрельцов Андрей Иванович – не был военным моряком, он окончил училище водного транспорта им. Г.Я. Седова и занимался каботажным плаванием, то есть судоходством вдоль берегов в пределах одного государства. Когда началась война, страна не была к ней готова, поэтому в ход пошло всё. В том числе и гражданские суда были мобилизованы из Азово-Черноморского пароходства и переоборудованы. Из них была сформирована Азовская военная флотилия. На одном из этих судов ходил мой отец. Когда был укреплён Миусский фронт в районе Таганрога, наши части находились с одной стороны залива, а немецкие – с другой. Нашим войскам необходимо было доставлять продовольствие и боеприпасы. Единственный путь для этого был через море. Отец на своём кораблике, на котором поставил всего-навсего одну крохотную зенитную пушку, преодолевал эти расстояния под жуткие, непрерывные обстрелы. Судёнышко простреливалось с двух сторон, как решето. За рейс туда и обратно, как правило, двоих-троих человек приходилось терять. В ходе освобождения Ростова-на-Дону судно отца продвигалось к Чёрному морю, он участвовал в операциях на Малой земле (Новороссийск), где получил ранение. Затем часть Азовской флотилии была расформирована, и гиблые судёнышки вернули на гражданку. «Война – это такая курва, что лучше и не вспоминать», – говорил отец.

 

22.06.2021