Режиссер Андрей Шляпин — выпускник Иркутского театрально училища, в настоящее время — главный режиссер театра «Мастеровые» в Набережных Челнах. В 2021 году в Иркутском драматическом театре им. Н.П. Охлопкова с успехом вышел его спектакль «Кое-что о том самом и не только…». Весной 2023 года ожидается еще одна постановка режиссера — премьера по роману Тургенева «Отцы и дети». Это если коротко. Подробнее о себе и о самом главном он расскажет сам в интервью.
 

Репетиция
 

…Впервые встретиться с режиссером нам довелось там, куда обычно прессу не допускают: на репетиции. Причем на самой первой, где он сам знакомился с актерами, а актеров — знакомил с собой и со своим взглядом на произведение «Отцы и дети».
 

— Где первое событие в романе? — спрашивал режиссер.

— Возвращение сына домой! Наверное, когда его отец встречает? — отвечали актеры.

— А что меняется? Чья жизненная линия меняется? — уличал режиссер. Приходилось признать, что ничья.

— Встреча Базарова с Одинцовой! — предположил кто-то.

— Спасибо! На мой взгляд, именно так. Базаров чего хотел? Все лето провести в подготовке. Аркадий предложил — будет тебе отдельный кабинет, все условия. Да не вопрос! А тут — встреча с Одинцовой. Это все меняет. Но это — 14-я глава из 28-ми. Если мы, не переча Тургеневу, первым событием сделаем встречу с Одинцовой, то возникает вопрос: зачем предыдущие 14 глав? Очень часто, к сожалению, перенос прозы на сцену — получается такое высокоинтеллектуальное «бла-бла»: люди ходят, разговаривают, а следить не за чем.
 

Слушать режиссера было интересно. Во-первых, мы наблюдали, как зарождается спектакль. Во-вторых, роман «Отцы и дети» многие из нас читали в школьные годы и по принуждению. А потом, даже перечитывая Тургенева с удовольствием, этот роман как-то оставляли «за кадром». А тут сразу захотелось вернуться к книге.
 

Режиссер словно услышал мысль:

— Когда будете перечитывать роман, обращайте внимание на тонкости. Тургенев очень многое прячет. Он был сибаритом, не любил негативного. Почему Тургенев обходил острые углы — я не докопался, мне не очень понятно. Но то, что он их умышленно обходил — это сто процентов. Вот, например, взаимоотношения Анны Одинцовой и ее младшей сестры Екатерины. Читаешь роман с первого раза — вроде бы нормальные сестринские отношения. Но вот момент: «Анна Сергеевна взяла Катю за подбородок и приподняла ее лицо». Нормально, да? Или другой момент: она едет на бал. Ей — 28 лет, Кате — 20. Губернатор дает бал, недостатка в кавалерах не было. Вопрос: у тебя младшая сестра на выданье, почему ты поехала на бал одна?! Дальше: что мы знаем про самого Базарова?
 

— Он грубил. Резал лягушек. Цинично обсуждал женщин, — актеры выкладывают воспоминания.
 

— Почему-то считается, что Базаров — хам, — продолжает режиссер, — но опять же надо смотреть, что там происходит! Он приезжает, а слуга смотрит на него как на… неизвестно что. Там есть ответная реакция молодого, самолюбивого человека на встречу в доме. Где-то он перебарщивает, безусловно. Он не гладкошерстый, как Аркадий. Но чтобы Базаров хамил? Такого нет. Когда он цинично обсуждает с Аркадием Одинцову — но, боже мой, друзья мои! Когда женщина нравится по-настоящему, такой подростковый рефлекс часто бывает. Вот эти причинно-следственные связи мы будем пытаться выкопать и выстроить.
 

А в самом деле, кто же такой Базаров — нигилист и грубиян, которому критики за что-то отвели роль «лишнего человека»? Еще интереснее увидеть, какой герой получится у режиссера? Скоро увидим: в репертуаре спектакль назначен на 31 марта, под названием «Дети». Андрей Шляпин сократил название, так как ключевым моментом все-таки считает проблемы не отцов, а именно детей. И на них хотел бы сделать акцент.
 

Взгляд со стороны
 

После репетиции мы немного поговорили с актерами. Сергей Дубянский получил роль «сквозного мужика» и безмерно счастлив. Сия роль означает, что некое сквозное действие будет сопровождаться присутствием на сцене разных лиц, «мужиков» и «баб». Вот и вся роль. Чему же так рад артист Сергей Дубянский?
 

— Поработать с Андреем — это, наверное, мечта каждого артиста нашего театра! — говорит он, — когда он выпустил спектакль «Кое-что о том самом и не только», даже заслуженные артисты хотели попасть к нему, хоть на маленькую роль. И я тоже попросил: на любую роль, пожалуйста! Потому что Андрей — потрясающий режиссер, который думает — о зрителях, естественно, в первую очередь. Но он очень думает об актерах. Не только показать себя, что он умеет. Он хочет, чтобы артистам было интересно. Чтобы каждый мог выразить что-то свое, что-то сказать зрителю. Поэтому я счастлив поработать даже в роли сквозного мужика.
 

«Что это за режиссер такой?» — уже было интересно пообщаться с ним подольше. Андрей Шляпин согласился. Разговаривали мы долго. Мне хотелось узнать, как ставятся такие спектакли и что в жизни самое главное. Режиссер вежливо отвечал до тех пор, пока мне не стало совестно. «На выходе» получился довольно длинный материал. Очень надеюсь, что вам он покажется интересным. Во всяком случае, мы старались.
 

От Иркутска до Москвы
 

Андрей Шляпин родился в Иркутске 1 июня 1977 года.
 

— Людей именно творческих профессий у нас в семье не было, — вспоминает режиссер, — отец — геолог, мама — географ. Но они были «шестидесятники», а это авторская песня, студотряды, туризм. В общем, не чужды творчеству. В Иркутске никаких корней у нашего рода не было: отец родом из Чувашии, город Мариинский посад, мама — из Татарстана, город Кукмор. Они познакомились в Казанском университете во время обучения и по распределению оказались в Иркутске.
 

— В школе Вас тянуло творчеству?
 

— У меня память была всегда очень хорошая. Поэтому я с первого класса как попал на конкурс чтецов, так все школьные годы и выступал. Но мне не нравилось, как меня заставляли читать. Однажды я перестал работать с педагогами и стал самостоятельно готовиться к конкурсам. Что читал? Роберта Рождественского очень люблю. Маяковский — его лирика мне очень нравится.
 

— Конкурс чтецов — это все равно некий выход на публику. Об актерской стезе тогда думали?
 

— Тогда я себя вообще никак с театром не связывал. Меня пытались один раз заманить в кружок при Доме культуры, но мне катастрофически не понравилось.
 

— Чем?
 

— Степенью несвободы. Мне не понравилось работать с указкой. С детьми редко работают в сотворчесвте, чаще говорят, что делать, а я от этого только ушел в художественном слове. И в театральном кружке пытались делать то же самое! Три занятия — и я ушел, и с тех пор театром не занимался до самого поступления в театральное. В старших классах школы я уже знал, что пойду в медицину. Когда мне было 16 лет, умер мой отец — от второго инфаркта, исключительно потому, что скорая ехала слишком долго. Меня тогда тянуло к творчеству, я писал стихи, думал про литературный институт. Но однозначно решил пойти спасать человечество и поступил в медицинский. С первого курса по ночам работал санитаром, медбратом, в морге, в кардиологии, травматологии. Получал одновременно навыки профессии, чтобы не только учиться.
 

— Творчеством заниматься успевали?
 

— Поначалу нет. Все-таки учеба в медицинском отнимает много времени. На втором курсе я первый раз отчислился и попробовал поступить в военно-медицинскую академию Санкт-Петербурга. Не поступил. Я прошел все отборы по высшей категории, а затем изложение было первым экзаменом, и я получил двойку. С русским языком у меня всегда был проблемы.
 

— А как же хорошая память? Она сопутствует грамотности.
 

— Учителя говорили: «Шляпин, ты слишком быстро думаешь. Из-за этого у тебя слишком „свой“ русский язык». Я восстановился в медицинском, там же я увлекся КВН. У нас была своя команда, она называлась «Реанимационная машина».
 

— Это же из «Крематория», верно? Название песни?
 

— Да, именно. Мы тогда и в Байкальской лиге играли, и с «Иркутскими декабристами» я тогда «завязался», в Сочи ездил, по большей части как сценарист. Увлекся творчеством и с четвертого курса медицинского университета второй раз отчислился. Два года занимался разной работой: охранником в баре, охранником грузов в аэропорту. Пока, наконец, добрые люди мне не сказали: «Шляпин, хороший педагог принимает в театральном училище, получай профессию все-таки по творчеству».
 

— А как родственники переживали этот период? Не советовали «скорее определяться»?
 

— Когда я уже окончил РАТИ-ГИТИС, то пригласил маму и старшего брата в ресторан в Москве и сказал им огромное спасибо за тот период, когда они меня не торопили. Они дали мне самое важное, что нужно человеку в период самоопределения: это любовь и время. А в театральное я попал по наводке Маши Ворониной, капитана команды КВН ИГУ. Я ей даже потом сделал шуточное удостоверение: что Мария Воронина является продюсером Андрея Шляпина.
 

— И вот Вы поступили в театральное.
 

— Я поздненько поступил, в 23 года. Специализация — актер драматического театра. Моим однокурсникам было по 14 лет. Я был пожизненным старостой, потому что был самым взрослым. Мы стали последним курсом знаменитого иркутского педагога Валентины Александровны Дуловой. Диплом получили и всем курсом поехали в омский в театр «Галерка». Его основатель Владимир Федорович Витько любил брать сразу курсами, потому что выпускники склонны к поиску и разъездам, в театрах большая текучка кадров именно молодежного звена. И вот он, чтобы два раза не вставать, брал целый курс, с расчетом, что половина потом отсеется.
 

— Чем запомнился омский театр? Какие были роли?
 

— Я помню свой первый ввод: «вышел из строя» актер, и у меня с двух репетиций была эпизодическая роль в «Касатке». Буквально три с половиной минуты сценического времени. Но это, конечно, ад. Язык прилипает к небу. Половину слов за меня партнеры сказали, молодцы. Но такой шоковый был только первый выход. А дальше проще. Я очень мечтал сыграть в «Утиной охоте» Дмитрия.
 

— Почему именно его?
 

— Вот хотелось. Кто-то хочет Гамлета, а мне нравился Дима. Он основательный очень. Простой. Такой оппонент Зилову в своей простоте и отсутствии рефлексии. И однажды меня даже ввели в эту роль. Но вводы в театре — это же маленькая трагедия. Очень мало репетиций, ты только почувствуешь своего персонажа, а потом долго не играешь его. И если потом выходишь — то все опять как белый лист. Но за время работы в Омске я даже получил какую-то премию за яркий дебют сезона — за роль телеграфиста Ятя в «Свадьбе». Ровно столько мы прослужили в «Галерке. А потом театр расторг контракт с двумя нашими однокурсниками, и мы из солидарности все, кроме одной девушки, дружно написали заявления об уходе. И разъехались веселой галдящей толпой — кто поступать на высшее образование, кто работать. Меня Валентина Александровна Дулова примерно с третьего курса осознанно вела в режиссуру, поручала контрольные уроки. Отмечала, что у меня аналитический склад ума и, возможно, когда-нибудь я займусь режиссурой или педагогикой. Я решил поступать на режиссуру. Но из Омска мы уехали осенью, поступать было уже поздно. Я договорился с театром города Мичуринска Тамбовской области. Написал по-честному: «Вам нужен человек на один сезон?» Мне ответили: приезжай, отработаешь, а дальше посмотрим. Не поступишь — так, может, к нам вернешься.
 

— Этот период чем запомнился?
 

— В то время главным режиссером Мичуринского театра был Валерий Александрович Персиков. Это первый режиссер из личного контакта, кто произвел на меня огромное впечатление. Мне очень нравилось, как он относится к материалу, его разбор и дотошность. Он находил какие-то абсолютно не лобовые, не тривиальные решения. И еще он очень трепетный и безмерно интеллигентный и начитанный человек. Он так занимался режиссурой, что я в очередной раз убедился, насколько это может быть интересными. Прямо увидел это воочию. Потом я поехал поступать в ГИТИС на курс Олега Кудряшова, дошел до третьего тура, не поступил.
 

— Как думаете, почему?
 

— Мне кажется, что при первом поступлении я слишком хотел понравиться и поступить! Это вообще ошибка, свойственная поступающим. Педагог ведь смотрит, насколько тебе интересно то, чем ты занимаешься. Один из помощников мне в закулисье шепнул: «Андрей, у тебя светлая голова, интересные мозги, но ты очень провинциален». Все-таки это была эпоха до интернета. Спектакли, которые шли в Москве, мы не могли видеть, только читали о них или слышали. Я тогда не стал возвращаться в мичуринский театр, хотя меня звали: «Год поработаешь, потом опять поступай». Я остался в Москве, чтобы смотреть спектакли. Благо у меня к тому времени там уже работал брат. Мы вчетвером снимали однокомнатную квартиру: в комнате жил мой сокурсник и его невеста, а мы с братом на кухне. Я посчитал потом программки — за сезон посмотрел около двухсот спектаклей, иногда по два в день. Благо у меня было очень много знакомых, они давали входные билеты, тогда с этим было проще. Я готовился ко второй попытке поступления: смотрел стилистику, знакомился с манерой режиссеров, о которых раньше только слышал. Петр Фоменко, Сергей Женовач. Начал понимать, по каким законам создаются спектакли конкретно здесь, в Москве.
 

— Было какое-то неформальное общение?
 

— Я не тусовочный человек, не люблю спрашивать, докапываться до кого-то. Просто смотришь, мотаешь на ус, делаешь свои выводы, работаешь сам с собой. Во второй раз я пришел и поступил. Набирали курс Евгений Каменькович и Дмитрий Крымов. Как гласит легенда, все педагоги были против того, чтобы я поступал, потому что я был достаточно стареньким, тридцать лет мне уже исполнилось. В этом возрасте все-таки больше рекомендуют заочное.
 

— Вам этот вариант не подходил?
 

— Я категорически не хотел заочное. Если получать профессию, то в полном объеме. Все педагоги были против, только Евгений Борисович Каменькович выслушал все аргументы и сказал: «А!.. Пускай учится пацан». И поставил плюсик. Я сейчас понимаю, что поступление — это не только огромный стресс для поступающих, но просто ад для принимающих. Из пяти тысяч поступающих как минимум триста — очень талантливых ребят. И должен выбрать двадцать человек всего! И я представляю, какой стресс бедные педагоги испытывают, когда решают чью-то судьбу, и по каким-то признакам должны распознать лучшего.
 

Учеба и начало
 

— Чем запомнилась учеба?
 

— На нашем режиссерском факультете учились вместе представители разных профессий. Раньше все учились отдельно, затем педагог и режиссер Андрей Гончаров впервые придумал совместить: пусть режиссеры на своих несчастных сокурсниках-актерах экспериментируют. А наши педагоги пошли еще дальше: давайте еще художников добавим! Всем давали задания разные, но совместные работы мы делали внутри курса все вместе.
 

— Ваша выпускная работа «Жутко громко & запредельно близко» по мотивам романа Джонатана Сафрана Фоера была отмечена, спектакль даже был на гастролях в Калифорнийском университете «COLARTS». Расскажите об этом подробнее.
 

— К началу третьего курса надо было подготовить работу по прозе. Я все лето искал материал, и друзья посоветовали мне этот роман, только что вышедший на русском языке. Я прочитал и понял, что хочу заниматься именно этим. Это был первый спектакль на нашем курсе, который сделал режиссер. В начале четвертого курса была премьера. Это был, скажу без ложной скромности, спектакль, на который театральная Москва шла. Даже приходили значимые актёры, билетов было не достать.
 

— А как Вы оказались в Калифорнии?
 

— Евгения Каменьковича давно заманивали на мастер-классы в Калифорнийский университет искусств. А он все не хотел, потому что долго лететь. А тут мы сделали спектакль, и Евгений Борисович говорит: «Просто мастер-класс скучно, а давайте сделаем обмен?» И вот мы полетели на две с половиной недели, в течение которых наши студенты совместно с американскими должны были сделать совместную работу. Мы ее сделали, а также показали наш спектакль. А потом американские студенты полетели в Москву. Совместная программа обучения, попытка понять друг друга, разные школы и так далее. Я тогда первый и последней раз был за рубежом. Причем за одну поездку нам удалось увидеть сразу две страны. Была аварийная посадка в Исландии, мы ночь провели там, гуляли по Рейкьявику. Был февраль, мы решили искупаться в море. У меня Андреевский флаг был с собой, потому что я Андрей, мы его развернули и с ним в воду вошли. Но очень холодно было. Я говорю: «Нормально, здесь где-то недалеко должен быть Гольфстрим!» Гольфстрима мы не обнаружили, но нельзя отступать, русские не сдаются! Подъехал катер береговой охраны, видимо, люди подумали: а все ли в порядке у нас с головой? Реально холодно, снег лежит, а они лезут в воду. Убедились, что с головой у нас не в порядке, с миром отпустили, и мы пошли в гостиницу.
 

— Насколько эта поездка стала полезной — в плане знакомств или послужного списка?
 

— Я, повторюсь, не очень тусовочный человек. Ну, поработали, пообщались, разошлись — живем дальше. С кем-то из тех американских студентов иногда переписываемся, но не более. Что касается послужного списка: одна из прелестей профессии актерской, режиссерской и вообще театральной — в том, что на твои прежние заслуги всем наплевать. Ты сейчас делаешь спектакль, и ты сейчас выходишь на сцену. Если ты был великим актером шесть лет назад, это никого не волнует. Потому сейчас ты никто, и за прежние заслуги тебя никто на сцену тащить не будет.
 

— Как все сложилось после получения диплома?
 

— Художественные руководители театров следят за выпускниками центральных вузов. Так было и в моем случае: на мой спектакль приходила женщина, которая была на связи с Пензенским драмтеатром. Она созвонилась с худруком, сказала, что спектакль хороший, и режиссер хороший, поговорила со мной. И в пензенском театре я сделал свою первую постановку. И, кстати, до этого, пока учился на пятом курсе, я успел сделать спектакль «Дон Жуан. Версия» для тетра Моссовета, на «Сцене под крышей». В штате я первый раз оказался, когда стал художественным руководителем театра в Березниках в 2017 году. Вообще, режиссерская профессия — это не значит, что человек сел ровно на стул и сидит много лет в каком-то театре. Это даже вредно для режиссера. Возникает привыкание, он не развивается. Режиссер — это разъездная профессия, это цыганская профессия.
 

— А семья у Вас уже была к тому времени? Насколько удобно было жить разъездной жизнью…
 

— В 2012 году я женился, в 2013 году у нас родился сын. Да, в первый год работы гонорары небольшие, а снимать жилье в Москве дорого. А когда режиссер приезжает на постановку, ему дают жилье. И мы решили с женой, что будем ездить все втроем. Таким образом и семья будет вместе, и сэкономим на аренде. Год промотались, потом сняли жилье в Москве, и дальше я ездил один.
 

— В Иркутске у Вас остался кто-то из родни?
 

— Сейчас уже никого. Брат в Москве, мама тоже переехала туда. Но в Иркутск я приезжаю каждый год. Вот почему я за границей был только один раз? Потому что у меня вставала морально-нравственная дилемма: куда поехать летом, в Европу или на Байкал? И я всегда выбирал Байкал. Во-первых, у нас в семье всегда считалось, что могилки — это святое, а у меня здесь отец похоронен. И здесь много друзей, я вообще счастливый человек, у нас до сих пор осталась хорошая компания со школы, мы прекрасно общаемся.
 

— В 2017 году Вы «осели» в Березниках в роли художественного руководителя.
 

— Если бы меня позвали сразу после ГИТИСа, я бы, наверное, не согласился. Не люблю сидеть на одном месте. Но там прекрасно сложилась работа. Я не революционер, но ставил такую задачу, и мы этого добились: за три года средний возраст зрителя снизили на 18 лет. Привлечение именно молодежи в театр мне кажется важным на уровне государственной политики. Нам это удалось за счет подросткового репертуара, за счет смены вектора постановок. Но там у театра нет своего здания. Он располагается в здании Дома культуры, где еще несколько организаций. Это жутко неудобно. Власти обещали расселить другие организации и оставить здание только театру, у меня уже были грандиозные планы: сделать хорошую малую сцену и центр современной драматургии. Но всему этому не суждено сбыться. Я полагал, что мой уход как-то спровоцирует городскую администрацию на решение этого вопроса. Но там так ничего и не сдвинулось. А я продолжал работать, делал постановки там, куда меня приглашали. В 2021 году стал главным режиссером в русском драматическом театре «Мастеровые» (город Набережные Челны). Там я и работаю до сих пор. Сейчас я отпуске за свой счет, который взял, чтобы поработать в Иркутске.
 

— Здесь Вы уже ставили спектакль «Кое-что о том самом и не только…». Расскажите о нем.
 

— Это была лаборатория в рамках Международного театрального фестиваля современной драматургии им. Александра Вампилова. Мы поставили его по пьесе современного драматурга Дмитрия Калинина. Я впервые ее увидел, когда сидел однажды в жюри на детском фестивале. Сам спектакль был не очень, потому что когда дети играют детей — как правило, не очень получается. Но я услышал текст, нашел пьесу, прочитал и понял, что мне хочется ее сделать. Она очень светлая и счастливая. Как раз объявили конкурс в рамках фестиваля, я послал заявку, ее приняли. Наша постановка понравилась, и мне предложили сделать полноценный спектакль для Иркутского драмтеатра. Потом по ряду причин он перестал идти. И сейчас, в связи с тем, что я в Иркутске, его восстановили. Главную роль теперь играет Артем Довгополый, а всего было три новых ввода.
 

— Вы упомянули, что Тургенев очень сдержанно пишет, многое приходится выискивать, догадываться. Это сложность для режиссера, или наоборот, в этом — интересная задача?
 

— Это интересная, хорошая задача. Как говорят мастера: спектакль — он не ставится, он сочиняется. Его нужно сочинить. Тем более если он на литературной основе, это два абсолютно разных жанра: проза и драматургия имеет свои разные законы.
 

— В советское время нас учили в школе: Базаров — нигилист, еще не революционер, но уже близко. Каким Вы его видите?
 

— Никакой Базаров не революционер. Если бы я хотел делать постановку о революционерах, то взял бы тех же «Бесов» Достоевского. Вот там — да, тема — разрушение государственности. Здесь же — простая подростковая драма со всеми элементами: взаимоотношения с родителями и любовь. Принято думать, что восемнадцать лет — и ты уже не подросток. Но, на мой взгляд, взросление — в другом. Да, Базаров обеспечивает себя сам, он не берет денег у родителей. Но ты не взрослый до тех пор, пока не нашел место, где будешь предположительно до конца жизни, пока не вышел в профессию, не встал в свою колею, не нашел свое дело, благодаря которому ты выживешь, проживешь. И в этом отношении Базаров — еще подросток, как и Аркадий. Нигилизм — это была юношеская субкультура. Как сейчас неформалы, готы. У нигилистов был и свой дресс-код одежды. Изначально это люди, которые хотели свою страну сделать счастливее, богаче и справедливее. Нигилизм возник после того, как поступать в университеты стало возможно разночинцам. Пришел большой поток детей не дворянских, разных сословий и званий. И был виден разрыв между ними. И вот разночинцы стали кучковаться друг с другом. Они отрицали аристократизм — не без оснований, потому что аристократ от рождения получал все. Он мог не учиться и не работать, что многие и делали, а жили в имениях в свое удовольствие, без общественного блага. Для нигилистов религией был общественно-полезный труд: ты должен свою жизнь максимально посвятить работе на страну. Это потом уже радикальные течения поставили во главу угла уничтожение строя. А среди нигилистов были умнейшие люди своего поколения.
 

— Скажите, как Вы работаете над спектаклями? За годы выработались какие-то свои личные приемы, принципы? Что вы ставите во главу угла?
 

— Театр — дело живое. И нет предыдущих успехов — то, что сработало в один момент, может не сработать в другой раз. Мне удобно работать так, чтобы актеру не приходилось работать через силу. Моя задача как режиссера — зажечь, чтобы сердечко забилось, чтобы глаза изменились. Чтобы твой персонаж тебе стал интересен, помочь «раскопать» его, найти болевые точки. А дальше уже — собирание спектакля. Энергия творчества должна быть на репетициях. Мы со-творцы, и мы вместе придумываем. А не так: «ты вышел слева, перешел вправо». Ну… это немного не то. Я так не люблю. Мы придумываем вместе. И я не делаю 56 постановок в сезон. Максимум две. Считаю, что труппа должна развиваться от знакомства с другими режиссерами, от разных школ, от разной стилистики, приемов. Тогда развитие актера идет. А если мы непрерывно работаем, и вы меня уже знаете как облупленного, и я вас… В тех же Березниках — почему я уезжал? У меня получалось слишком много спектаклей, где-то артисты приходят на читку и уже знают наперед, как надо читать, как нравится Шляпину. В таких случаях теряется процесс поиска, открытия. А эти процессы очень важны в творчестве. И с каждым новым режиссером труппа каждый раз заново проходит этот момент поиска и нахождения истины. Если ты сразу знаешь истину, знаешь, как надо, — то чаще всего это может оказаться вовсе не истиной. Ее нужно найти, через ошибки. И в каждом материале — по-новому.
 

СПРАВКА
 

Андрей Шляпин родился 1 июня 1977 года в г. Иркутске. В 2004 окончил Иркутское театральное училище (курс В.А.Дуловой) по специальности «Актёр драматического театра и кино».

В 2004-2005 работал в Омском муниципальном театре «Галёрка» актёром и ассистентом режиссера, в 2005-2006 годах — актер Мичуринского драматического театра.

В 2008 поступил на режиссерский факультет РАТИ-ГИТИС (мастерская Е.Б. Каменьковича и Д.А. Крымова), который окончил с красным дипломом.

В 2010 году выпустил на курсе дипломный спектакль «Жутко громко & запредельно близко» по мотивам одноимённого романа Джонатана Сафрана Фоера. Этот спектакль был на гастролях в Калифорнийском университете «COLARTS».

В 2012 году на сцене Московского театра имени Моссовета поставил спектакль «Дон Жуан. Версия» по мотивам произведений Мольера, Гофмана, Пушкина.

C 2017 года — художественный руководитель Березниковского драматического театра (Пермский край).

С 2021 года и по настоящее время — главный режиссер в русском драматическом театре «Мастеровые» (город Набережные Челны).