Будь в курсе
событий театра

Реальные сны Ермолая Лопахина

Разработка сайта:ALS-studio

Версия для печатиВерсия для печати

«Вишневый сад» на драматической сцене

На этот спектакль зритель попадает, как в другой мир: перед ним «другая» сцена -- перестроенная до неузнаваемости, слегка утопленная вниз, с убранными кулисами… Какие тут кулисы, когда -- сны! Да и сами зрители сидят не в зале, а вокруг этого квадрата с белым периметром ограждения, отчего пространство остается открытым как на ладони, а когда поднимаешь глаза -- видишь парящие в вышине белые деревья, похожие на призраки…

Здесь все -- белое (сны!). Белый сад, осыпающий героев лепестками цветущей вишни, белые «многоуважаемые шкапы» и столик, белые чемоданы, с которыми героиня возвращается из Парижа, белые одежды и даже гитара -- белая.

Но действительность нередко превосходит любой сон своей непредсказуемостью. Ведь вот, Лопахин: его отец и дед у хозяев этой роскошной усадьбы с садом были батраками, которых не пускали дальше передней. А он, Ермолай, в белом костюме, выглядит как барин, твердо стоит на ногах в этой меняющейся жизни, предприимчив и -- богат… Ожидая приезда Раневской, он сам удивляется этой перемене, на минуту погрузившись в вспоминая и раздумья подобного рода.

Ждет приезда сестры и Гаев. На вокзал он опоздал, хотя опоздал и поезд, и вот -- томится дома, прислушивается… Тут же в нетерпении суетится Дуняша, которая изо всех сил представляет себя «девушкой благородной», настоящей барышней…

И наконец, где-то по комнатам ветер прошел:

-- Едут!

Но не будем углубляться в сюжетные перипетии хрестоматийной пьесы, известной всем со школьных уроков литературы. Заметим только, что хрестоматийную вещь мы воспринимаем так, будто она написана вчера -- про сегодня. Про наш нынешний день, когда недавние богатенькие, вернувшись из европейских столиц, обнаруживают вдруг, что они никакие не богатенькие, что по-настоящему богатенькие взросли рядом -- это люди «новой волны», какой-то новой формации (ну ясно какой -- новые русские!), и что из века в век история повторяется…

Как в начале прошлого, двадцатого, века, так и в начале нынешнего -- что-то отметается, что-то приходит взамен. Отметается пустое бездеятельное прожигание жизни и средств, этакое сибаритство, но пока «Аркадий сибаритствовал, Базаров работал», говоря словами другого классика. Так стоит ли удивляться, что, пока Гаев и сестра рефлексировали, совершали и оплакивали ошибки, получали и зализывали раны, неглупый и предприимчивый Лопахин работал! И глаз у него уже наметан -- он мгновенно оценил ситуацию с финансовым положением дома, этого самого роскошного поместья, уникального именно своим садом. Он с первого дня возвращения Раневской неоднократно и настойчиво пытается внушить ей, что нужно что-то делать! И даже подсказывает ей, ЧТО именно делать. Та остается глуха. Гаев -- тоже. Они будто разговаривают на разных языках…

Поэтому вполне логично, что на торгах купил поместье с садом он, Лопахин, -- это только им невдомек, к чему все шло! И намерен сделать так, как советовал прежним хозяевам, -- разделить сад, сдать в аренду дачникам…

Эта тройка главных героев, в которой лидирует он, Лопахин, больше всего занимает зрителя. Ермолай Лопахин в исполнении артиста Степана Догадина воплощает в себе все черты нового формирующегося социального класса, «новорусскости», только в лучшем варианте. Если в других постановках «Вишневого сада» зрителю навязывалась мысль пожалеть «романтиков»-дворян, вмиг все потерявших, посочувствовать им, одновременно осуждая нахрапистость идущего им на смену слоя, то здесь все сложнее и правдивее.

«Новый русский» Лопахин у режиссера Геннадия Шапошникова -- вполне симпатичный человек. Он -- не тот криминальный тип, который известен нам, сегодняшним, он не настолько примитивен, чтобы щеголять бритым затылком и якорной золотой цепью на груди (думаю, и в то время существовал набор «отличительных знаков» нуворишей, который Лопахин-Догадин не использует). Нет, Лопахин своим «имиджем» ничуть не уступает вчерашним господам, он элегантно одет и отнюдь не выглядит мужланом; не лишен он и человечности -- он и сам сочувствует разорившимся и, кажется, вовсе не торжествует от победы в финале.

Он просто абсолютно трезв, реально оценивает ситуацию и видит, в каком русле идет развитие текущей жизни. И потому вызывает явную симпатию зрителя, при всем нашем сложном и часто негативном сегодняшнем опыте аналогичных отношений в обществе.

Как можно допустить, Степан Догадин, ведомый режиссером, даже смягчил чеховскую оценку этого персонажа. Смягчил, уведя зрителя от прямых ярлыков -- это черное, а это белое и пушистое. Смягчил, апеллируя не к нашим эмоциям, а к разуму: давайте же наконец не просто плыть по течению и возмущаться, а искать выход, рациональное зерно!..

Антипод Лопахина, Гаев, -- неглупый, но пустой бездельник, барин. В исполнении артиста Александра Ильина он безмерно обаятелен и ювелирно точен. Актер купается в роли, он живет в ней естественно и раскованно, вобрав в себя все вольные и невольные пороки человека того времени и того образа жизни и донося до нас всю его обреченность, помогая тем самым и нам самим разобраться в себе и сегодняшних процессах.

Трудный (потому как -- лоснится от хрестоматийности!) монолог Гаева, обращенный к шкафу, исполняется Александром Ильиным не только и не столько на уровне текста, сколько на уровне сложных и противоречивых внутренних переживаний, идущих от ощущения собственного краха: жизнь-то не удалась!

Обе лидирующие роли в этом спектакле -- роль Лопахина и роль Гаева -- могли бы с равным на то основанием стать бенефисными для артистов Догадина и Ильина -- настолько полно они раскрывают возможности и талант того и другого актеров.

Роль Раневской, доставшаяся артистке Виктории Инадворской, проживается ею столь же естественно и органично, хотя актриса значительно моложе своей героини. Это ничуть не мешает Виктории Инадворской. Ее Раневская, наверняка впитавшая светские привычки несколько притворяться, играть на публику, здесь, у себя в доме, совершенно искренняя женщина, вернувшаяся в свое прошлое. И актриса Инадворская чувствует эту грань: где ее героиня могла быть «актрисой», то есть играть, притворяться, а где она становится стопроцентно самой собой.

По ходу просмотра вообще возникает уверенность, что весь актерский ансамбль, все его участники заражают и подпитывают друг друга этой естественностью. Естественна Марина Елина в роли Шарлотты -- эта немка-гувернантка, создающая свой собственный рисунок роли. Естественна Ярослава Александрова в роли Ани, дочери Любови Андреевны Раневской, со всеми ее «закидонами», некоторым эпатажем и влюбленностью в «такого умного» Петю Трофимова… И даже несколько «задвинутая» на второй план приемная дочь Раневской Варя (артистка Светлана Светлакова), так и не дождавшаяся выгодного для нее предложения руки и сердца от Лопахина, запоминается так же, как запоминаются нелепый Петя (артист Алексей Лобанов), суровый и трогательный в своей влюбленности Епиходов (заслуженный артист РФ Игорь Чирва), заполошный Симеонов-Пищик (артист Евгений Ячменев)…

Все в спектакле отличается «настоящестью», и не только в разработке линии главных героев, но и в решении эпизодов и ролей второго плана. Вот, скажем, взаимоотношения Дуняши, влюбленной в лакея Яшу (великолепные Анастасия Шинкаренко -- Анатолий Чернов). Казалось бы, Яша и Дуняша по статусу -- ровня, но каков он, как держится! Не замечает Дуняшу, высокомерен, горд… А все почему? Потому что -- парижанин, в Европах пожил. И вот в час отъезда хозяев, когда и Дуняша с Яшей должны расстаться, девушка бросается на шею Яше -- и комично «висит» на нем. Яша при этом что-то делает руками, закуривает сигару… Вот только обнять Дуняшу ему невдомек -- он выше этого. Забавный и в то же время пронзительный какой-то эпизод! Еще одно крушение мечты, еще одна несбывшаяся любовь, еще одна нелепость…

Еще один эпизод, заключительный, -- забытый всеми Фирс (заслуженный артист РФ Александр Булдаков). Во время суматошных сборов всем не до него, хотя о старом слуге время от времени вспоминают. Но вот все уехали, а старик спохватывается, оказавшись в полном одиночестве, никому не нужный… Режиссер помещает его в какой-то нижний ярус, какой-то цокольный этаж; под стеклянным полом зритель видит его, уже почти ушедшего в некий «мир иной»… И этот последний осколок разоренного дворянского гнезда становится последней каплей в чаше впечатлений. Чаше потрясений.

О спектакле можно много говорить, тем более что ему еще предстоит набрать силу, -- ведь мы увидели лишь генеральный прогон. Можно много говорить о каждом персонаже, читай -- о работе каждого актера; о многозначном сценографическом решении (художник -- заслуженный деятель искусств РФ Александр Плинт). Многозначном, метафорическом, ведь здесь даже лежащий, а не стоящий, как обычно, шкаф говорит о рухнувших основах привычного уклада.

И этот вознесшийся ввысь сад… В финале он воспринимается как навсегда унесшаяся реальность навсегда минувшей исторической эпохи. Придут новые люди, вырастут (или не вырастут?) новые сады, но это будет уже все другое.

В академическом театре имени Н.П.Охлопкова запущен театральный проект «Вишневый сад». Спектакль называется «Сны Ермолая Лопахина».

Автор: 
Любовь Сухаревская
20.11.2007