В Моск­ве в рам­ках те­а­т­раль­но­го фе­с­ти­ва­ля «Зо­ло­той ви­тязь» про­шла пре­мье­ра спек­так­ля по од­но­имён­ной по­ве­с­ти В.Г. Рас­пу­ти­на «По­след­ний срок» Ир­кут­ско­го Ака­де­ми­че­с­ко­го Дра­ма­ти­че­с­ко­го те­а­т­ра име­ни Ох­лоп­ко­ва в по­ста­нов­ке Ген­на­дия Ша­пош­ни­ко­ва.

В цен­т­ре все­го бы­ла мать. К ней, пре­бы­ва­ю­щей на гра­ни­це жиз­ни и смер­ти, сра­зу же при­вле­чёт всё на­ше вни­ма­ние про­стой те­а­т­раль­ный при­ём – вы­све­чен­ность в про­ст­ран­ст­ве сце­ны бед­но­го ло­жа ста­ру­хи Ан­ны. Она дав­но уже слов­но бы и жи­вёт ти­хо и не­за­мет­но, сде­лав в этой жиз­ни всё, что и по­ло­же­но бы­ло от ве­ка: ро­ди­ла де­вя­те­рых де­тей, рас­ти­ла их, хо­те­ла ви­деть сча­ст­ли­вы­ми, а те­перь её близ­кая смерть вновь по­ме­ща­ет ста­ру­ху Ан­ну в центр жиз­ни – де­ти, го­да­ми не на­ве­щав­шие мать, вновь со­бе­рут­ся в от­чий дом.

Но и де­ти бы­ли не те, что рань­ше. От­лу­чён­ные от ме­с­та рож­де­ния, вос­пи­тан­ные го­ро­дом, двое из них – Лю­ся и Илья, – на­вер­ное, ста­ли бо­лее стой­ки­ми к не­сча­с­ть­ям, а вме­с­те с тем и что-то су­ще­ст­вен­ное по­те­ря­ли. По­те­ря­ли глу­бин­ное по­ни­ма­ние жиз­ни сво­ей ма­те­ри и ут­ра­ти­ли со­ст­ра­да­ние ду­ши…

Бла­го­да­ря ре­жис­су­ре Алек­сан­д­ра Ищен­ко и по­ста­нов­ке Ген­на­дия Ша­пош­ни­ко­ва зри­тель чув­ст­ву­ет се­бя не по­сто­рон­ним на­блю­да­те­лем, но со­уча­ст­ни­ком не­сколь­ких по­след­них дней жиз­ни ста­рин­ной ста­ру­хи Ан­ны в ка­ком-то бес­ко­неч­но прав­ди­вом и очень тон­ком ис­пол­не­нии на­род­ной ар­ти­ст­ки Рос­сии На­та­льи Ко­ро­лё­вой. Но вме­с­те с тем спек­такль об­ра­щён лич­но к каж­до­му из нас, к на­ше­му соб­ст­вен­но­му опы­ту со­пе­ре­жи­ва­ния смер­ти близ­ких лю­дей. Слё­зы зри­те­лей – это, ко­неч­но, луч­шая «на­гра­да» ар­ти­с­там, но и сви­де­тель­ст­во на­шей соб­ст­вен­ной не­чёр­ст­во­с­ти. Се­го­дняш­ний че­ло­век стес­ня­ет­ся сво­их слёз, на­зы­вая их сла­бо­с­тью, по­то­му ко­му-то мог­ли по­ка­зать­ся смеш­ны­ми уро­ки Ан­ны, ко­то­рые она да­ва­ла Вар­ва­ре, чтоб та пра­виль­но оп­ла­ки­ва­ла мать на по­хо­ро­нах. Тем не ме­нее не­да­ром рань­ше су­ще­ст­во­ва­ло по­ве­рье: как те­бя оп­ла­ки­ва­ли, так и лю­би­ли те­бя на зем­ле греш­ной (су­ще­ст­во­ва­ла да­же долж­ность «пла­каль­щиц»).

«Ох­лоп­ков­цы» пред­ла­га­ют нам стать сви­де­те­ля­ми поч­ти ин­тим­но­го, при­ват­но­го раз­го­во­ра о смер­ти, о ко­то­рой в на­шем об­ще­ст­ве по­треб­ле­ния всё мень­ше ду­ма­ют. Лю­ди по­гло­ще­ны ге­до­низ­мом и в сво­ём стрем­ле­нии по­лу­чить удо­воль­ст­вие на­ро­чи­то от­бра­сы­ва­ют от се­бя мысль о смер­ти, счи­тая её за­прет­ной и да­же не­воз­мож­ной – тут, в спек­так­ле, со­вер­шен­но дру­гое пред­став­ле­ние о смер­ти, ка­кое бы­ло у на­ших де­дов и пра­де­дов – для них смерть есть на­ча­ло веч­ной жиз­ни.

Но по­след­ний срок ста­ру­хи Ан­ны стал ис­пы­та­ни­ем люб­ви де­тей к их ма­те­ри. Не­со­мнен­но, все чет­ве­ро де­тей Ан­ны лю­бят мать, и каж­дый по-сво­е­му. Вар­ва­ра (от­лич­ная ра­бо­та Та­ть­я­ны Двин­ской) лю­бит мать как-то по-ба­бьи слез­ли­во, гром­ко. Она смер­ти бо­ит­ся поч­ти по-дет­ски, бо­ит­ся то­го, чем мо­жет стать её мать, но она же и бли­же к де­ре­вен­ской тра­ди­ции про­во­дов-по­хо­рон, по­ни­ма­ет, что зна­чит по­хо­ро­нить мать до­стой­но. Прав­да, как и го­род­ские Лю­ся и Илья, уе­дет, сбе­жит к де­лам, ре­бя­тиш­кам, хо­зяй­ст­ву – не пой­мёт, что по­след­ний срок уже на­сту­пил, а пред­смерт­ная бо­д­рость ма­те­ри сво­им ис­точ­ни­ком име­ла не­из­быв­ную лю­бовь к ним, де­тям, с ко­то­ры­ми ещё чуть-чуть, на­пос­ле­док, ма­те­ри хо­те­лось по­быть, на­гля­деть­ся на них, по­слу­шать го­ло­са, ус­лы­шать враз за­пол­нив­шую дом су­е­ту и мно­го­го­ло­сье. Соб­ст­вен­но, и Лю­ся (точ­ная ра­бо­та Оль­ги Шмид­галь), не за­ме­ча­ю­щая ни сво­ей не­уме­ст­ной кри­ти­ки млад­ше­го бра­та, жи­ву­ще­го с ма­те­рью, за­бо­тя­ща­я­ся ис­клю­чи­тель­но о зем­ном – и ум­ная и об­ра­зо­ван­ная Лю­ся не пой­мёт глав­но­го в та­ком не­о­жи­дан­ном для всех «вос­кре­ше­нии» ма­те­ри. Еха­ли хо­ро­нить, а она взя­ла да ещё и вста­ла… Го­род­ско­го же сы­на Илью ар­тист Вла­ди­мир Оре­хов иг­ра­ет ти­пич­ным под­каб­луч­ни­ком, ко­то­рый вы­рвал­ся на сво­бо­ду (ро­ди­тель­ский дом стал не ме­с­том но­с­таль­гии и тон­ких чувств, но круп­но­го за­гу­ла с бра­том и со­се­дом). В об­щем, де­ти, со­брав­ши­е­ся в от­чем до­ме, как-то не на­шли друг в дру­ге люб­ви – и, дей­ст­ви­тель­но, ста­но­вит­ся так от­чёт­ли­во яс­но, что ум­рёт мать – и вряд ли они во­об­ще бу­дут встре­чать­ся и нуж­дать­ся друг в дру­ге. А вот это-то и боль­но, это и пе­ча­лит мать, что Лю­ся пи­лит бра­та Ми­ха­и­ла и его же­ну, уха­жи­ва­ю­щих за ма­те­рью и жи­ву­щих с ней, – пи­лит за яко­бы не­чи­с­тые про­сты­ни, не по­ни­мая всей не­уме­ст­но­с­ти этих скан­да­лов и не­до­вольств. Ми­ха­ил (од­на из ин­те­рес­ней­ших ак­тёр­ских ра­бот Сте­па­на До­га­ди­на), кста­ти, хоть и уда­рил­ся бы­ло в пьян­ст­во, но вы­трез­вил­ся и да­же со­врал ра­ди уми­ро­тво­ре­ния ма­те­ри. Не при­еха­ла та­кая бес­ко­неч­но лю­би­мая Тан­чо­ра, и что­бы не бы­ло ма­те­ри горь­ко и боль­но за та­кое до­чер­нее не­ра­де­ние, – Ми­ха­ил и ска­зал, что он ей от­бил те­ле­грам­му, что­бы не при­ез­жа­ла. Да, по­жа­луй, имен­но он, жи­ву­щий ря­дом с ма­те­рью, луч­ше и тонь­ше дру­гих по­ни­мал смысл её по­след­не­го сро­ка и по­след­ней же зем­ной ра­до­с­ти. Ми­ха­ил, ко­то­рый не раз на пья­ную го­ло­ву го­во­рил ма­те­ри не­спра­вед­ли­вые сло­ва – имен­но он спас свет­лый об­раз Тан­чо­ры в ма­те­рин­ской па­мя­ти. Тан­чо­ра (Та­ть­я­на Буй­ло­ва) – са­мая млад­шая – по­яв­ля­ет­ся в спек­так­ле не в ре­аль­ном про­ст­ран­ст­ве, а как вос­по­ми­на­ние ма­те­ри. Она по­явит­ся на сце­не в об­ра­зе свет­ло­ли­кой чи­с­той де­вуш­ки – она са­мое со­кро­вен­ное и за­вет­ное вос­по­ми­на­ние Ан­ны.

Да, спек­такль се­го­дня по­ни­ма­ет­ся как сво­е­об­раз­ный рек­ви­ем креп­кой рус­ской се­мье, как па­мят­ник на­шей то­с­ке о том, что мы на­всег­да по­те­ря­ли. Мы ви­дим уход це­лой эпо­хи – рус­ско­го кре­с­ть­ян­ст­ва, ког­да ма­лень­кий до­мик был по­лон де­ть­ми, а се­мья бы­ла од­ним це­лым и дер­жа­лась за­од­но. Се­го­дня каж­дый сам по се­бе. По­след­ний срок, да­ро­ван­ный ста­ру­хе Ан­не, не стал для неё ве­ли­ким по­дар­ком. Ей при­шлось до­воль­ст­во­вать­ся са­мым ма­лым – про­стой фи­зи­че­с­кой бли­зо­с­тью де­тей ря­дом с ней, но она и этим уте­ши­лась, и это­му не­ска­зан­но ра­да. Да­же и гор­дость не­ко­то­рую ис­пы­ты­ва­ет – вот, всё-та­ки при­еха­ли её блуд­ные де­ти к ма­те­ри. Но весь тра­гизм спек­так­ля в том и со­сто­ит, что уми­рать-то она бу­дет сно­ва ОД­НА – без них, ко­то­рым не­ког­да бы­ло ждать её смер­ти!

Во­об­ще-то спек­такль ир­ку­тян ас­ке­ти­чен во всём – и в скром­ном де­ре­вян­ном оформ­ле­нии про­ст­ран­ст­ва до­ма и дво­ра, и в одеж­де, ко­то­рую как-то труд­но на­звать и сло­вом «ко­с­тюм» – так вер­но в ней схва­чен бед­но­ва­тый быт де­ре­вен­ских и скром­ное ще­голь­ст­во го­род­ских. Бо­гат­ст­во это­го спек­так­ля – в ак­тёр­ском ан­сам­б­ле. И тут каж­дый уве­рен­но ве­дёт свою «пар­тию», и го­ло­са при этом, при­чуд­ли­во со­че­та­ясь, всё же не сли­ва­ют­ся – будь то эпи­зод с со­се­дом Сте­па­ном (Игорь Чир­ва иг­ра­ет де­ре­вен­ско­го му­жи­ка с боль­шим во­оду­шев­ле­ни­ем), или с внуч­кой Ан­ны Нин­кой (юная ар­ти­ст­ка очень ес­те­ст­вен­на), или с по­друж­кой Ан­ны, то­же древ­ней ста­ру­хой Ми­ро­ни­хой (в стро­гом и глу­бо­ком ис­пол­не­нии Люд­ми­лы Сла­бу­но­вой). Бук­валь­но в двух сце­нах-ду­э­тах двух ста­рух рас­кро­ет­ся пе­ред на­ми об­щая судь­ба двух жен­щин и та­кое сер­деч­ное и тро­га­тель­ное по­ни­ма­ние друг дру­га (при том, что обе го­раз­ды и под­деть друг дру­га). Об­щее у них – оди­но­кая ста­рость. И это, дей­ст­ви­тель­но, страш­ная и не­бла­го­дар­ная до­ля. Да, ко­неч­но, Ан­на жи­вёт при сы­не, но ма­ло по­мнят о ней дру­гие де­ти. Да, эти ста­рин­ные ста­ру­хи, уме­ю­щие при­нять и та­кую не­слад­кую до­лю, уме­ю­щие не су­дить де­тей сво­их, уме­ю­щие лю­бить их во­пре­ки все­му – эти ста­ру­хи по­ис­ти­не по­след­ни­ми бы­ли в на­шей тол­ще жиз­ни. Нет та­ких боль­ше.

На­та­лья Ко­ро­лё­ва, иг­ра­ю­щая ста­ру­ху Ан­ну, со­зда­ла об­раз мощ­ный и тёп­лый. Веч­ная прав­да о жиз­ни и смер­ти ока­за­лась ей схва­че­на и по­ме­ще­на внутрь об­ра­за, – а по­то­му мы все смог­ли в ней уви­деть сво­их ба­бу­шек и ма­те­рей. Та­кие, как Ан­на, все­гда яв­ля­лись хра­ни­те­ля­ми рус­ской тра­ди­ции; это они – нянь­ки на­ших из­ве­ст­ных пи­са­те­лей, взра­с­тив­шие в них лю­бовь к ро­ди­мой зем­ле.

Спек­такль «По­след­ний срок» – это ис­по­ведь пи­са­те­ля и те­а­т­ра, при­ехав­ше­го на фе­с­ти­валь из род­но­го Ир­кут­ска. Они не бо­ро­лись с пи­са­те­лем – но всту­пи­ли с ним в до­ве­ри­тель­ный ди­а­лог. Спек­такль пе­ре­да­ёт во всей кра­се тон­чай­шую ма­те­рию рас­пу­тин­ско­го язы­ка с его неж­но­с­тью, от­кры­то­с­тью и све­том. Да­же цве­та в спек­так­ле бы­ли вы­бра­ны осо­бен­ные: се­ро-го­лу­бо-зе­лё­ные от­тен­ки – это цве­та свя­то­с­ти, а зе­лё­ный – сим­вол по­бе­ды жиз­ни над смер­тью. Да, жизнь по­бе­ди­ла смерть… И уми­рать не страш­но. Ан­на со­би­ра­лась в путь к жиз­ни веч­ной, бу­ду­чи твёр­до убеж­дён­ной, что все­му своё вре­мя и все­му свой срок. У каж­до­го свои гре­хи, де­тям воз­даст­ся за ошиб­ки, а нам ос­та­ёт­ся на­учить­ся пра­виль­но жить, чтоб не боль­но бы­ло уми­рать. «По­след­ний срок» – это и по­след­няя ис­по­ведь на­ших ста­рин­ных ста­рух, су­мев­ших жить и уми­рать до­стой­но. А слё­зы на­ши? Слё­зы нуж­ны нам, ведь спек­такль «По­след­ний срок» ле­чит нас бо­лью.