В Иркутском драматическом театре Евгений Солонинкин уже около десяти лет. Познакомились мы с ним в 1991 году, вскоре после его приезда из Фрунзе, где он работал в Русском театре. Местом нашего знакомства стал Дом актера, где по вечерам собиралась на «тусовку», как сейчас принято говорить, не только актерская, но и журналистская братия. Солонинкин сразу же обратил на себя внимание не только потому, что был новым человеком в уже сформировавшейся здесь компании, но и выделяясь, выражаясь языком театралов, своей фактурой. Высокий, с выразительным запоминающимся лицом и бросающейся в глаза внешностью, он быстро стал душой компании. Сегодня Евгения многие знают по игре на подмостках Драмы, но мало кому известно, что он представляет из себя в обыденной жизни. В один из июньских вечеров мы встретились в том самом старом добром Доме актера и попытались поговорить на эту тему.
 

— Женя, как ты попал в Иркутск?

— Сразу скажу: Иркутск — мой самый любимый город. А впервые я приехал сюда в 1981 году. Произошло это, можно сказать, случайно. Вообще родом я из Красноярского края. После окончания школы поступал в Красноярский институт искусств, где на вступительных экзаменах не добрал всего полбалла. Увидев, как я переживаю неудачу, ко мне подошли такие же ребята абитуриенты, приехавшие из Иркутска, и сказали: «Не расстраивайся. Поезжай в Иркутск, там есть классное училище. Может быть, еще успеешь до начала экзаменов». 29 августа 1981 года я впервые оказался в этом городе. К тому времени все наборы уже, естественно, прошли. Но я все-таки пошел в приемную комиссию, чтобы узнать об условиях поступления на следующий год. Курс набирал Семен Савельевич Казимировский. Он, посмотрев на меня, сразу же выпалил: «Фактура неплохая... Приходи 1 сентября, побудешь пока кандидатом, а там посмотрим». Так я вскоре стал студентом Иркутского театрального училища.
 

— Ну а вообще, почему решил стать актером?

— Когда учился еще в шестом классе, я, собрав своих ровесников, поставил к Новому году спектакль «Робин Гуд». Не знаю, откуда появилась такая потребность, но мне удалось увлечь друзей так, что они забросили даже хоккей и каждый вечер прибегали на репетиции. Дальше — больше. Увлекся художественной самодеятельностью, при оркестре народных инструментов играл на балалайке. В то же время успевал зани-маться спортом, побеждать на районных математических олимпиадах и помогать матери в семейных делах, нянчиться с младшей сестренкой. К окончанию школы уже было решено с выбором профессии. К тому времени меня больше увлекли гуманитарные дисциплины и это в какой-то степени повлияло на мое решение.
 

— В общем, ты оканчиваешь театральное училище...

— В 1988 году. Так поздно, потому что два года ушло на службу в армии. На распределении меня пригласили поработать во Фрунзе, в Русский театр, где сразу предложили сыграть главную роль волка Ташчайнара в пьесе «Плаха», поставленной по одноименной повести Чингиза Айтматова. С этим спектаклем мы съездили и на гастроли в Москву. Вернувшись с гастролей, наш театр ставит пьесу «Зверь» по Сенакевичу, где я опять же играю психологическую роль, за которую получаю премию «За лучшую роль сезона». Затем меня отправляют в творческую командировку в Москву, где довелось слушать лекции известного европейского режиссера Питера Брука.
 

Так два года я проработал в Киргизии. Но все это время меня тянуло в Иркутск; имеет все-таки этот город какую-то магическую притягательную силу.
 

— Вернувшись сюда, ты себя почувствовал более комфортно?

— Если ты имеешь в виду театральную среду, то актеры — везде одинаковые. Но вот сам театр… Здесь сложились большие традиции, свои особые взаимоотношения. И когда я начал работать в Иркутске, это сразу почувствовал.
 

— Как ты был принят в театре?

— Приехал, конечно, с большими амбициями. Во Фрунзе играл роли главные, а здесь первое время предлагались только эпизоды. В общем, своим стал не сразу. Но это как в любом коллективе: к тебе сначала присматриваются, а затем все естественным способом складывается — играть тебе главные или эпизодические роли.
 

— Когда же это выяснилось?

— Я понял, что принцип «пришел —увидел—победил» в этом театре неприменим. Года два пришлось доказывать, на что я способен. По ходу приходилось еще и учиться.
 

— Кого же ты считаешь своими учителями?

— Атмосфера драмтеатра мне была знакома еще по училищу, которое является как бы базой, кузницей его кадров. Поэтому здесь я просто продолжал учиться у тех, кто у нас преподавал еще в училище. Это Александр Павлович Крюков, Борис Деркач. В последнее время наши выпускники сразу почему-то рвутся в Москву. Но я считаю, что наш театр сегодня один из сильнейших в России.
 

— Не секрет, что актеры зачастую злоупотребляют. Ты можешь это объяснить?

— Наверное, влияет на это и сама жизнь, и специфика работы.
 

О том, какой материальный уровень у актеров, тебе известно. Это, естественно, давит. У всех есть семьи, дети, которых нужно кормить, одевать, учить. Все это делать с Мизерной зарплатой не всегда удается. Отсюда неудовлетворенность жизнью.
 

Что касается второго, то постоянные перевоплощения в ходе работы, на которые способны только настоящие актеры, требуют большого эмоционального и психологического напряжения. Таким образом, его и снимают. Правда, кто-то может на протяжении всей жизни это делать, не только не теряя при этом профессиональных качеств, но даже и совершенствуя их. Другой же, что послабее, проваливается очень быстро в яму, и уже не может из нее выбраться.
 

— В последнее время стало модным классику преподносить в очень модернизированном виде и в суперсовременной интерпретации. Как ты к этому относишься?

— Классику нужно играть как классику! Не может Раневская ходить в джинсах! К классике должен быть ответственный, трепетный подход. И если уж решили импровизировать, то импровизация эта должна быть подготовлена и проверена тысячу раз, чтобы не нарушить концепцию автора. А вот в постановке современных пьес допускается кое-какая раскрепощенность.
 

— В Иркутском драмтеатре к классическим произведениям отношение строгое?

- Очень. Сейчас у нас большой упор сделан именно на классику. Кстати, с 1 июня мы начали работать над новым спектаклем «Сирано де Бержерак», где я буду играть роль Кристиана.
 

— Вообще, кик ты начинаешь работать над новой ролью?

— Сначала возникает легкая паника. Но постепенно, в процессе репетиций, все становится на свои места. Перед этим дома, естественно, перечитываешь произведение, получаешь первое впечатление, это называется вторым планом.
 

— Прочитав текст, сразу понимаешь, что это «твоя» роль?

— Бывает по-разному. Но для того, чтобы ее сделать своей, нужно пахать и пахать. И если на премьере ты почувствовал, что со зрителем налажена обратная связь, то это победа. К примеру, в «Чайке» я играю учителя Медведенко. Я чувствую, что зрителям жалко моего персонажа, поэтому можно считать, что сыграть эту роль удалось. Это «мой» образ.
 

— Но бывает, как говорят актеры, «зал тяжелый», когда не можешь «почувствовать» зрителя...

— Действительно, бывает и такое. По этому поводу могу сказать одно: самый благодарный зритель — простой зритель, который приходит в театр не как критик, а просто отдохнуть. Мне всегда нравится, когда на спектакль приходит моя мама со своими подружками. Они открытые люди и воспринимают игру актеров без всякой предвзятости. А вообще у нас негласно считаются самыми благодарными зрителями дети, солдаты и заключенные. Дети — в силу своего возраста, а солдаты и заключенные — по причине оторванности от общества. — Женя, каждый актер проживает отрезок жизни многих персонажей. Это же — огромный жизненный опыт. Можно ли его применить на практике? — Если тебе кто — то скажет, что актер играет и в жизни - не верь. У каждого она своя и не похожая на тысячи других. Когда выходишь из театра, становишься обыкновенным человеком, каждую свою житейскую проблему решаешь исходя из ситуации. По крайней мере, каких-то заготовок из спектаклей к той или иной жизненной ситуации не имеешь. Да и нереально было бы их использовать. Ведь жизнь так многогранна.
 

— Когда-нибудь возникала мысль сменить город, театр?

— Нет. Потому что я очень люблю и Иркутск, и свой театр. Да и каждый человек должен делать свое дело там, где у него оно получается. Единственное, если я решусь на какие-то изменения, так это попробую себя в режиссуре. Но для этого еще лет десять надо поучиться.