Будь в курсе
событий театра

Народный артист России Виталий Венгер: Истинные джентльмены все реже и реже приходят в театр

Разработка сайта:ALS-studio

Версия для печатиВерсия для печати

Иркутск - театральный город. Вряд ли придет кому-нибудь в голову крамольная мысль оспаривать это утверждение. Да и шесть театров - Драматический им. Охлопкова, Музыкальный, ТЮЗ им. Вампилова, Кукольный – «Аистенок», театр народной драмы и театр «Пилигримов» - цифра для поддержки культурного очага областного центра весьма внушительная. Беда, правда, в том, что в искусстве количество упорно не хочет переходить в качество. Но это уже другая история. А мы вернемся к нашей.

Так вот, у многих иркутян (и я себя к ним причисляю) есть еще и свой театр одного актера - они ходят на Венгера. Примеров тому можно привести множество. Ограничусь лишь одним: четыре года не сходит со сцены Драматического театра «Поминальная молитва». Зал переполнен. Цветы, слезы, овации. Излишне говорить, что Мастер этого заслуживает...

Последний раз у нас была возможность основательно поговорить в Софии в 79-м. Виталий приезжал в Болгарию на гастроли в составе труппы Московского театра сатиры. Привезли они тогда пьесу Александра Гельмана «Мы, ниже подписавшиеся». Венгер в ней играл одну из главных ролей и был по достоинству оценен взыскательным софийским зрителем, избалованным в те годы гастролями ведущих московских театров со звездными именами.

С тех пор за 23 года в театре многое изменилось. А Венгер, к счастью, остался прежним. Такой же общительный, открытый, не щадящий себя на сцене и не дающий поблажек своим студентам в Иркутском театральном училище, где он еще и худрук. И это, заметьте, в 74 года. Впрочем, только по паспорту...

- Виталий, когда я смотрю на тебя, то невольно думаю, что время остановилось. На свой лик утром гляну, похоже, летит оно быстрее птицы. И это не комплимент в твой адрес. Комплиментов тебе держава уже полную сумку накидала: ты и Народный артист, и Лауреат госпремии, и Почетный гражданин города Иркутска. Я бы еще ко всем этим регалиям для полной констатации реалий от себя добавил - и Укротитель, а может, правильнее, покоритель дамских сердец. Знаешь, какие святые мысли меня в эту минуту посетили, давай-ка, чтобы освежить память, примем по маленькой. Ты не против такого пролога к интервью?

- Даже совсем наоборот, горячо поддерживаю. (Пауза)

- Ну вот, а теперь, благословись, и начнем. Ты где больше чувствуешь себя актером: на сцене театра или на сцене жизни?

- Пожалуй, на сцене театра. Здесь все должно быть по правде - все нужно готовить на чистом сливочном масле. В жизни по-другому. Там все должно быть по-человечески. Но между «должно» и «быть» порой лежит большая дистанция, как между двумя хорошими спектаклями.

- Коль уж ты коснулся спектаклей, позволь мне тебя спросить, как модно было раньше говаривать, с большевистской прямотой, куда исчезли интересные постановки?

- Ты знаешь, они по разным причинам пропадают. Существует движение актеров: сегодня он в Иркутске, завтра - в Омске, а там, глядишь, в Москву перебрался. Они уезжают по разным причинам. Кто из-за творческого голодания, кто с главрежем поругался, кому обещанную зарплату не дали, а времени для новых вводов катастрофически не хватает. Еще одна причина. Приезжает режиссер-гастролер. Поставит спектакль за два-три месяца, получит за свою работу деньги и... уедет. И еще не известно, до конца ли он выложился, или в полсилы отработал. Волнует ли его, какой шлейф после себя оставил. Но, предположим, спектакль поставлен хорошо. Однако, когда после премьеры наш режиссер – гастролер сказал последнее прости – прощай, театр как бы остался сиротой. А сироте трудно жить одному. Папа-то уехал навсегда. И театр начинает жить в ожидании нового родителя. А тут новый вопрос возникает: надарил ли его бог талантом или просто приедет деньгу зашибить?

- Уж если ты про талант заговорил, то еще каких-то 20-30 лет назад масштаб дарования того Иркутского драмтеатра, по-моему, был значительно выше. Поправь меня, если я ошибаюсь сейчас.

- К большому сожалению, ты прав. Нет у нас сейчас таких мастеров, как Крамова и Юренева, Харченко и Тишин, Руккер и Лещев...

- А почему, когда во главе театра стоит Анатолий Андреевич Стрельцов, директор, которого лучшие московские театры были бы рады заполучить в качестве руководителя?

- Думаю, прежде всего, тут виновата смена поколений. Это очень болезненный процесс, растянувшийся во времени. В нашем театре сегодня 85% - выпускники Иркутского театрального училища. Из них кто-то уже звание получил, кто-то справил юбилей, но при всем при этом не прошли они хорошую режиссерскую школу. Нет у нас сегодня Куликовского и Шатрина, нет Табачникова и Симановского, нет и такого актера, как Терентьев, Он меня еще ставил на ноги. Планка дарования нынче опустилась. Критерии подлинного таланта занижены. «Хорошо» за «отлично» выдается.

- И опять я вынужден спросить тебя: а почему? Неужели в России таланты перевелись?

- Нет, Россия талантами не обеднела. Но вот этот самый, переходный непонятно в какую жизнь период, слишком затянулся. Ты понимаешь, что мера ответственности в ситуации одноразовых режиссерских набегов рез-ко падает, пропадает чувство опасной профессии, дающей возможность поскользнуться тысячу раз, причем не на арбузной корке.

- Скажи мне, пожалуйста, когда иркутское театральное искусство преуспело больше: во времена тотальной цензуры или во времена тотальной свободы?

- Конечно, при тотальной цензуре. Тогда все мы стремились к прорыву. Было желание высказаться на материале. А сейчас, кроме собственной совести, никакого ОТК или Главлита не осталось. Нынче никто с тебя не спрашивает, шкуру не дерут. Нет никаких комиссий... Короче, как говорит мой знакомый режиссер из Грузии: «Запрэтов нэту».

- Ты в своей книге «Монолог актера» рассказываешь об одном из самых талантливых режиссеров, работавших у нас в Иркутске. Его имя - Вячеслав Кокорин - и сейчас еще у всех на слуху. Ты нам поведал о своей человеческой и театральной дружбе с ним. Однако не прижился он в нашем городе - уехал. Вот тебе еще одна тема: «Почему уезжают талантливые?»

- Я не знаю, замечал ли ты, но талант у нас часто проходит мимо глаз, мимо сознания. Талант капризен. Им можно восхищаться. Но он может и сильно раздражать власть. А если к этому присовокупляются отдельные, не самые лучшие, человеческие качества его обладателя, тогда мирное сосуществование таланта и власти на практике исключается. Когда я был председателем ВТО, а потом СТД, мне приходилось много помогать Кокорину. Мы вместе могли зайти туда, куда ему одному было попасть трудно. Но беда в том, что уже после второй рюмки он начинал говорить чиновникам буквально так: «Да не хрена вы в нашем деле не понимаете!» Оно, возможно, так и есть, но другой на его месте для начала приветливо бы улыбнулся, затем рассказал свежий анекдот. А Слава сразу производил «зачистку» ситуации. Поэтому в ответ вместо молодежного театра получил известную комбинацию из трех пальцев. Театр, как неоднократно учит жизнь, не только храм Мельпомены, но еще и величайшее искусство изощренной дипломатии.

- Между прочим, и у тебя самого не все как у людей получалось. Другие всю жизнь мечтают попасть в Московский театр сатиры. А ты, получив туда приглашение, и, более того, прочно утвердившись там, капитально почувствовав столичную сцену под ногами и признание именитого коллектива, опять возвратился в Иркутск. Вот это настоящий театр?!

- Не забывай, когда я вернулся в Москву (это мой родной город), мне уже шел 51 год. Вот именно тогда в прославленном театре и в бывшем своем городе я вдруг ощутил себя чужим. Хотя и среди своих. И Шура Шир-виндт и Миша Державин вроде бы свои. Я - чужой! И ничего с этим нельзя было поделать. Есть, вероятно, в жизни не до конца объяснимые вещи. Они вне логики, вне здравого смысла. Но мы им следуем...

- А как сказывается сегодняшняя жизненная неустроенность на росте молодых дарований, которым ты преподаешь? Полагаю, у них и стипендия - нет смешнее комедии. Или они у тебя настолько одержимы искусством, что тяготы бытия им «по барабану»?

- По моему мнению, будущие жрецы нашего храма как-то мельчают. Я далеко не один так думаю. Подлинных зерен все меньше и меньше. Опустилась шкала культурных, профессиональных, интеллектуальных, да и нравственных ценностей. Давно разорвана нить дом - школа. Я вижу, что у многих моих студентов первые семь лет пролетели мимо них. Заботливые руки многих пап и мам, если и касались своих чад, то только чтобы по уху врезать. А потом школа, где учителя, терзаемые ожиданием зарплаты, Белинского и Гоголя им так с базара и не принесли. Дальше, если можно так выразиться, «не долечившись» ни в семье, ни в школе, эта молодая публика приходит к нам учиться на актера, причем каждый мечтает стать Мастером. Амбиции, конечно, хороши, но когда сидят на прочном фундаменте. Если его нет, нам остается головная боль. Преподаватели думают сейчас об одном: только бы терпения со здоровьем хватило.

- Раз уж мастеров коснулись, позволь один вопрос не по теме. Скажи мне, Мастер, ты также трепетно относишься к «маргариткам» или время внесло определенные коррективы?

- Я тебе скажу, только строго между нами. Вот у девчонок - моих первокурсниц - по глазам вижу: есть ко мне интерес.

- А с твоей стороны?

- С моей стороны таковой отсутствует. Ты знаешь, после 50 прожитых совместно с супругой лет подобный интерес у себя замечаю только к собственной жене Эльзе Павловне.

- !?

Оглядываясь на все, о чем только что говорили, хочу полюбопытствовать, что с нами завтра будет? С тобой, со мной, с городом нашей молодости Иркутском, с близкими нам людьми...

- Понятия не имею. Я с утра не знаю, чем закончится вечер. Хотя отчаянный оптимист. Поэтому позволь оптимистично заявить: я не знаю, что с нами завтра будет. Все слишком непредсказуемо.

- Ты в своей книге «Монолог актера» пишешь: «Люди театра, все без исключения, немного со странностями». И дальше утверждаешь, что есть и такие, у которых «крыша едет». К тебе это в какой-то степени относится?

- Ты лучше у Эльзы Павловны поинтересуйся. Думаю, ситуацию может прояснить и мой директор театра.

- Не буду. Я - не оптимист.

- Как пожелаешь. Вообще-то, мне, как любому бывшему коммунисту (а я из них), всегда казалось, что он причастен к созиданию правого дела. Может, поэтому в последствии у многих с «крышей» неприятности начались?

- Но ты-то сейчас демократ?

- Только на кухне у себя дома. Я считаю, что у тех, кто попадает в училище при тщательном обследовании можно открыть первые признаки вялотекущей шизофрении. Должна и такая жилка присутствовать. Иначе в нашем сумасшедшем доме делать нечего. В Новосибирске, например, живет прекрасный режиссер по фамилии Борисов. Большой мой приятель. Готовый шизофреник. Он великолепно работает. Благодаря его спектаклю актеры нашего театра и моя милость в том числе два раза ездили с ним в Америку на гастроли. Так вот он, между прочим, берет в свои спектакли подобных себе шизофреников.

- Тебя приглашал?

- Обязательно. Да еще на главную роль.

- Хочу еще раз вернуться к «Монологу актера». Ты пишешь: «Сейчас много говорят о кризисе театра… Да, в самом театре серо и скучно. Никто серьезно не думает о культуре, об искусстве, о том, как соразмерить этот хаос, охвативший все и вся, в том числе и наш некогда театральный город...» С тех пор, как ты поставил этот «диагноз», прошли четыре-пять лет. Сейчас болезнь пошла на поправку или приобрела хронические формы?

- Затрудняюсь тебе ответить. Были и счастливые озарения. Например, в 98-ом приехал Олег Пермяков и поставил "Поминальную молитву". Я за это очень благодарен Анатолию Андреевичу Стрельцову. Его идея. Ну а если откровенно, талантливый режиссер в нашем городе - нынче явление редкое. Причины я тебе уже называл. Я сейчас в спектаклях много не занят. Но мне и Егунову - это уже не страшно. А что делать нашей теат-ральной молодежи? Она еще ничего не видела. Стоящих спектаклей, по-настоящему классных, раз, два и обчелся. На чем учиться молодым - вопрос открытый.

- Зато ты всю жизнь ощущал потребность к самообразованию. Так вот, если сейчас, как говоришь, по-настоящему хороших спектаклей мало, твои студенты, хоть как-то пытаясь восполнить этот пробел, нажимают на самообразование или как?

- Скорее, «или как». Вещи, связанные с общей культурой, их не интересуют. Я стараюсь привить им это желание. Да не всегда получается. Широко образованные, истинные джентльмены все реже и реже приходят в театр. Это еще одна примета нового времени.

- А тебе лично, когда жилось комфортнее: во второй половине прошлого веке или на заре нового тысячелетия?

- Теперь уютнее. Появилась возможность больше зарабатывать, никто не чинит препятствий в свободе творчества, полный простор для реализации собственных амбиций. И наш с Тамарой Панасюк театр на двоих «Свидание» лучшее тому подтверждение. В 97 году мы его затеяли, и все получилось без особых проблем. Побегать, правда, пришлось по различным инстанциям. Ну так у нас без многочисленных свиданий с чиновниками - собственное вряд ли бы состоялось. Совсем недавно мы с Тамарой участвовали в передвижном Фестивале - лаборатории независимых театров в Красноярске. Привезли туда спектакль, поставленный Вячеславом Кокориным по пьесе Юрия Эдлиса «Бульварный роман». Этот спектакль мы играли уже более 80 раз. Везде принимали очень хорошо. И Красноярск не стал исключением. У нас в «Свидании» всего два актера. О себе говорить не буду. Однако о партнерше сказать обязан. Это прекрасная актриса, надежный товарищ на сцене и в жизни.

- Тебя послушаешь - самому жить хочется! А посему про эту жизнь позволь еще один вопрос. Последний. Сколько у тебя осталось близких людей?

- На одной руке больше половины пальцев свободны. В Москве - Миша Ульянов, в Иркутске - Витя Егунов.

Автор: 
Игорь Альтер
05.08.2002