Будь в курсе
событий театра

Евгений Водолазкин: литература возвращается в русское общество

Разработка сайта:ALS-studio

Версия для печатиВерсия для печати

На прошлой неделе завершились литературные вечера «Этим летом в Иркутске — 2014». Для зрителей прошли встречи с известными деятелями культуры и писателями России. Третий день мероприятия открыл главный редактор альманаха «Текст и традиция», сотрудник отдела древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинского дома) РАН Евгений Водолазкин. Каковы признаки настоящей литературы и почему стоит познакомиться с культурой Древней Руси? Об этом читайте в нашем интервью.
 

— Говорят, что в России стали меньше читать? Вы согласны с этим?
 

— В постперестроечное время действительно был некоторый провал в чтении. Но сейчас все меняется. Несколько лет назад продажи книг уменьшались от 5 до 10 % в год, это ужасающая цифра. Но в прошлом году вновь выросли на 5 %. Это вроде немного, но говорит об изменении тенденции. Недавно я вычитал еще интересные данные: за три месяца нынешнего года в России было прочитано книг почти столько же, сколько за весь прошлый год. Это хороший показатель.
 

— Какова главная задача литературы?
 

— У литературы много задач. Но одна из важнейших — показать человека во всей его сложности. Это признак настоящей литературы. Литература может описывать разные вещи: древность, космос, будущее, любовь, войну. Но если в центре не стоит человек, то это не литература, это окололитература. И если я за теми или иными описаниями не вижу человека, то сразу закрываю книгу.
 

— На встрече с журналистами вы говорили, что литература возвращается. Что вы имели ввиду?
 

— Литература присутствует в обществе всегда, особенно — в русском обществе. Но ее присутствие не всегда велико. В эпоху перемен литература уходит на задний план. Это касается не только нынешнего времени, но и революции 1917 года, всех войн. В такие времена наиболее значимой может быть поэзия. Жизнь интереснее литературы, и для осмысления требуются жанры более оперативные, например публицистика. Она реагирует на каждый шаг общества. Большое видится на расстоянии. И когда общество становится спокойнее, приходит потребность в осмыслении того, что так или иначе отражала публицистика или более оперативные жанры. Вот здесь наступает время литературы. Только она дает народу окончательное оформление тех или иных событий. Сейчас наше общество входит в свои берега, осознает себя, настало время размышлений. Мы прожили много разных событий — и хороших, и дурных. В ближайшие годы появятся великие произведения русской литературы, я уверен.
 

— Как вы стали увлекаться древнерусской литературой?
 

— «Слово о полку Игореве» — это один из первых прочитанных мною текстов, как ни странно. Научившись читать, я снял с полки именно эту книгу. Она была красочная и напоминала сказки. Но в этих «сказках» я не понимал ни слова. И все-таки пытался их читать. С тех пор и до зрелого возраста я ничего по-древнерусски не читал. Но вот это воспоминание о странном языке, таком красивом и похожем вроде бы на русский, но непонятном, меня не оставляло. И в какой-то момент стал изучать церковнославянскую и древнерусскую литературу. Правда, к этому я пришел через Лескова, творчество которого исследовал в университете.
 

— Нужно ли всем россиянам знать древнерусскую литературу?
 

— Ваш вопрос можно поставить шире. Всем ли нужна литература, культура? Если отвечать положительно, тогда нужно констатировать, что Древняя Русь — это неотъемлемая составная часть русской культуры. И что для того, кто хочет понимать ее, нельзя не знать Древней Руси. Невозможно не прочитать «Повесть о Петре и Февронии Муромских», «Слово о полку Игореве», фрагменты летописей. Но это только в том случае, если человек живет не только материальными заботами, но и духовными. Культура русская огромна, ей более тысячи лет. И у того, кто будет изучать ее без Древней Руси, может создаться странное впечатление, что она только что возникла. А это ведь не так.
 

— Вы ученик Дмитрия Сергеевича Лихачева. Расскажите, каким вы его запомнили?
 

— Это был очень органичный, естественный, добрый и мудрый человек. Весь мир — театр, и мы в нем актеры. Но люди играют какие-то роли в молодом возрасте. К старости (а он умер, как вы знаете, глубоким стариком, на 93-м году жизни) люди вообще очень естественны. Поэтому он был одинаков в Кремле, на приемах президента, и в Пушкинском доме, когда мы пили чай за столом дважды в неделю.
 

— Чему он вас научил?
 

— Главному качеству — быть независимым. Например, от той среды, в которой ты общаешься. Человек, существуя в определенном социуме, срастается с ним. Становится гораздо сложнее высказывать собственное мнение среди единомышленников, потому что есть инерция мышления, поведения. И ты боишься обидеть близких тебе людей. Но на самом деле высшая форма проявления уважения к человеку — суметь сказать «нет» там, где от тебя ждут положительного ответа. Эта независимость суждений и независимость поведения Дмитрия Сергеевича Лихачева были главным его уроком для меня. Я никогда не действую за компанию. Любой вопрос решаю для себя, независимо от того, к какому социуму принадлежу. Все пытаюсь внимательно анализировать, обдумывать. И не всегда это вызывает удовольствие окружающих.


— Евгений Германович, как вы относитесь к электронным книгам?
 

— Когда у меня есть возможность читать и передо мной лежит планшет и книга, я выберу книгу. Но это не значит, что я отвергаю электронный текст как явление. Ничего подобного. Это очень удобно. В дорогу можно закачать полтора десятка книг и с маленьким планшетом ездить. Для меня это актуально как для человека, который ездит довольно много. Я беру с собой планшет, читаю в самолете, поезде, гостинице. Кроме того, есть простое соображение — книга стоит дорого. Для того, кто много читает, наверное, тяжело покупать всякий раз бумажную версию. Я могу ознакомиться с текстом бегло в электронном виде. Если он мне понравится, я покупаю книгу. Другое дело, что мне дома уже некуда ставить книги. И те из них, которые я покупаю, потом раздариваю. Важно, чтобы читали. А уж как читать — в электронном виде или в бумажном — значения не имеет.
 

— Существуют ли какие-то универсальные критерии выбора качественной литературы?
 

— У нас есть несколько очень важных премий: допустим, «Большая книга», «Ясная Поляна», «Русский Букер», «Национальный бестселлер», «Новая словесность». В каждой из них, прежде чем определить победителя, создается шорт-лист (короткий список). Практика показывает, что в них фигурируют примерно одни и те же книги. А в жюри сидят квалифицированные люди, которые в литературе разбираются очень хорошо. И они отдают предпочтение примерно одним и тем же книгам. Это и есть безошибочный критерий того, что стоит прочитать. Литературная премия — это навигатор в книжном море, маяк, ориентир. И если вы будете читать книги, вошедшие в шорт-листы, вы можете быть спокойны: ничего хорошего вы не пропустили.
 

— А можете назвать конкретных авторов?


— Я мог бы многих посоветовать, но давайте ограничусь двумя книгами из последних прочитанных, которые мне нравятся: это «Обитель» Захара Прилепина и «Возвращение в Египет» Владимира Шарова. Владимир Шаров — непростой автор. Как пел Окуджава, для тех, кто понимает. Но, поверьте, это литература очень высокого качества.
 

— Евгений Германович, вы первый раз в Иркутске?
 

— Да. И получаю огромную радость от своего пребывания здесь. Я довольно много путешествую, и мне есть с чем сравнивать. Иркутск — замечательно красивый город. В первый день я вышел погулять на полчаса, а получилось — на три. Я ходил по старым улицам, вдоль Ангары. Меня впечатлили улицы Степана Разина, Свердлова. Там меньше машин, есть очень красивые дома. Удивительно. Это та Россия, которой больше нет. Ты приезжаешь и видишь, что это не восстановлено и не возникло искусственно.
 

Вы знаете, в чем особенность Иркутска? В том, что здесь очень много старых домов. Я понимаю, что многие из них в ненадлежащем состоянии, покосившиеся. Но их ни в коем случае нельзя разрушать. Их нужно реставрировать. Я призываю, если у меня есть на это право, очень бережно относиться к этим домам.
 

А какие замечательные старые названия у ваших улиц. Вот они висят рядом с новыми, и мне кажется, что необходимо, в конце концов, эти таблички поменять местами и старые названия сделать официальными. Дело в том, что первоначальные красивые наименования были уничтожены, причем никто ни у кого не спрашивал разрешения на это. Их заменили убогими обозначениями советского периода, с кличками и фамилиями партийных деятелей. Я не за то, чтобы зачеркивать историю. Советские названия могут остаться у тех улиц, которые появились в период СССР. Но справедливость в отношении старых названий надо восстановить: это первоначальные наименования, которые получены, если угодно, при крещении улиц.

Автор: 
Равиля Фаттахова
23.06.2014