Будь в курсе
событий театра

Этих песен светлые наркозы…

Разработка сайта:ALS-studio

Версия для печатиВерсия для печати

Александр Братенков представил моноспектакль «Мой Вертинский».
 

«Жизни, как таковой, нет, — писал на исходе дней уникальный артист Александр Вертинский. — Есть только огромное жизненное пространство, на котором вы можете вышивать, как на бесконечном рулоне полотна, все, что вам угодно… Не надо на нее обижаться и говорить, что она не удалась. Это вам не удалось у нее ничего выпросить! По бедности своего воображения… Жизнь надо выдумывать».
 

Легко ли это? Когда полотно ненадежной реальности рвется в клочья, когда хрупкую жизненную ткань пожирает огонь, разъедают потоки слез? Когда бренные нити с ломкой иглой вот-вот растают в ледяном дыхании лютых штормов эпохи? Как культовый шансонье начала XX века, этот жеманный, изнеженный обломок ушедшего мира, четверть века гонимый ветрами эмиграции по разным странам и континентам, творил свое бисерное шитье лирических ариэток, исполненных искренней человеческой теплоты? И почему они волнуют и гипнотизируют нас сегодня?
 

Поразмышлять об этом, прикоснуться к неразгаданному, но до сих пор не забытому феномену мастера лирической исповеди мне довелось на премьере моноспектакля «Мой Вертинский», которая состоялась 29 февраля в иркутском Доме актера. Автор спектакля Валентина Быстрова, режиссером и исполнителем стал один из ведущих артистов драмтеатра имени Н.П. Охлопкова Александр Братенков.
 

Главное, как мне видится, что удалось уловить и донести создателям камерной постановки, — это удивительная, обволакивающая, магнетическая атмосфера, которую ткал на своих концертах «паук» Вертинский — искусный ловец легкомысленных мотыльков зрительского внимания. Соперничать в этом с выдающимся лицедеем, мимом, поэтом-декламатором, автором простеньких, но намертво врезающихся в душу печальных мотивчиков было бы неоправданным риском. Но вот попытаться угадать, прислушаться к отзвуку волшебства, вызванного тускловатым голосом с виниловой пластинки, — это возможно. И это удалось. Это случилось. Прикосновение к далекому образу, к его не до дна излитой жалобной тайне было исполнено с любовью и бережностью, без претензий на подражание и тем более покушений на пародийность.
 

Все в этом одноактном медитативном представлении было тонко, акварельно, исчезающе хрупко, тихо, непафосно, все в высшей степени поэтично и светло. Сразу берет зрителя в плен старомодная прелесть изысканных декораций, созданных художником  Людмилой Крайновой. Их черно-белый монохром смягчен и оживлен теплыми солнечными бликами осенних красок, по-ренуаровски зыбкие дамские силуэты вносят в пространство сцены осторожную нотку парижского богемного салона. Мягкий золотистый свет напоминает «последний луч прощального заката». Потустороннее звучание записей знаменитого шансонье, похожее на звуковую галлюцинацию или ожившее воспоминание, обеспечила звукооператор Анастасия Коряковцева. Актер на подмостках, легкий и стройный, не по-нынешнему грациозный и элегантный в классическом фраке, напоминает куколку в музыкальной шкатулке. Грусть его прозрачна и нежна, безысходность деликатна и необвинительна. Аура эстетства, куртуазности, аристократизма передана превосходно. Особенно заметна в этом заслуга педагога по речи Галины Турчаниновой-Родиной и педагога по пластике Марии Павловой.
 

Театрализованные песенки-миниатюры, замечательно исполняемые Александром Братенковым, мастерски саккомпанированы пианисткой Оксаной Шестаковой. Характерную манерность Вертинского актер заметно приглушил, лишь слегка обозначив, а в трогательной человечности, как мне кажется, даже немного прибавил. Впрочем, это субъективно. Вертинский страдающий, неприкаянный, ностальгирующий по родине, одинокий и грезящий в каком-то своем игрушечном беззащитном внутреннем мире, был с нами.
 

Такой беспомощный, как дикий одуванчик,
Такой изысканный, изящный и простой…

 

Это несомненная актерская удача Братенкова. Но если говорить о режиссуре, об общей концепции спектакля, мне кажется, мемориальный образ Вертинского остался несколько односторонним. Не увидели зрители язвительного, порой до желчи, «черного Пьеро». Не прозвучали пронзительно трагические и даже по-настоящему страшные песенки свидетеля крушения империи, крушения миллионов отдельных судеб.
 

Автор спектакля Валентина Быстрова еще в советские годы много лет служила музыкальным редактором на Иркутском областном телевидении. Теперь — хранительница библиотеки Дома актера.
 

— У меня сохранились четыре большие пластинки Вертинского, и чудом уцелел старенький проигрыватель, — рассказывает она. — Я попыталась послушать давние записи, которые в свое время мы с мужем крутили с упоением. Что-то проснулось вновь, потребность в этом удивительном голосе, в неподражаемой интонации его, по сути, первых опытов авторской песни вновь ожила. Я купила диск Вертинского и погрузилась в его необъяснимую магию. И вот что обнаружила: все-таки вычищенные, технически отутюженные для удобства нашего уха современные версии что-то теряют по сравнению с дребезгом старой пластинки. На ней, отыгравшей свой век, еще жива атмосфера той эпохи, которая навсегда отразилась в исполнении великого артиста.
 

Так Валентина Быстрова заболела проектом живого спектакля о Вертинском. И выбрала в союзники своего активного, вдумчивого читателя и мастеровитого артиста Александра Братенкова.
 

А я Вертинского для себя открыл, — признается Александр. — Я долго к нему подходил, маленькими шажками. Много слушал его песни, читал воспоминания, письма. Так для меня обретал кровь и плоть этот удивительный человек и талантливейший актер, а прежде всего и глубокий большой поэт. Его искусство, его человеческий опыт, наверное, стали какой-то существенной частью меня. Настолько, что изменили мои личные жизненные планы. Я ведь всерьез подумывал уехать из страны. Встреча с Вертинским меня остановила. Работая над нашим спектаклем, я бы хотел, чтобы зрители тоже открывали для себя своего Вертинского. Чтобы им захотелось вновь прислушаться к его удивительному голосу, перечитать его щемящие стихи, познакомиться с письмами и воспоминаниями. Это действительно яркая, редкая, неповторимая фигура на мировой эстрадной сцене. Недаром его сочинения и сегодня исполняют замечательные артисты и музыканты.
 

Действительно, ариэтки Вертинского мы можем оценить в исполнении академических певцов и популярных актеров театра и кино. Их пробуют на голос Макаревич и Гребенщиков, целый диск в свое время записал Валерий Ободзинский. У Вертинского и сегодня не переводятся поклонники, объединившиеся в соцсетях. Чем дорог он нам? В чем секрет его неувядающей притягательности? Ахматова говорила: «Вертинский — это эпоха», Юрий Олеша называл его явлением искусства, искусства странного, фантастического. Шостакович утверждал, что «он в сотню раз музыкальнее... композиторов».
 

Наверное, слабый, отчаявшийся, ни на что не похожий голос Вертинского, который на фоне героического и трагического времени не смог и даже не пытался стать ни  «буревестником», ни «агитатором-горланом-главарем», любезен нам тем, что артист за ревом планетарной бури слышал стон и плач всех «обиженных, усталых, позабытых». Он нес крест сострадания к тем несчитанным человеческим «щепкам», что летят в тартарары, когда могучие силы истории рубят «леса» наций, высекая для них новые цивилизационные маски.
 

Может, сегодня он не случайно вновь актуален и востребован? Разве не зыблется под нами твердь? Не доносится грозный клекот рвущейся наружу вулканической магмы? Разве не укачало нас в болтанке мальстрема новых безжалостных мутаций отечества и планеты? Мы измучились и изверились, мы растеряны и загнаны в тупик, мы устали «от лжи и пудры» мажорной телевизионной брехни. Вот почему так притягательна для нас милосердная, наркотическая магия побега в «бананово-лимонный Сингапур», где кто-то безымянный нас любит и жалеет. Пойте, колдуйте, обреченный «комичный страдалец» Александр Вертинский!

Под напев ваших слов летаргических
Умереть так легко и тепло.

Фото: 
Марина Свинина
Автор: 
Марина Рыбак
14.03.2016