Заслуженный артист РФ Александр Булдаков отмечает 60-летний юбилей

Его знают все, кто вчера ходил в ТЮЗ, а сегодня ходит в драму. Двадцать лет работы, вскоре по окончании Свердловского театрального училища, он отдал первому из названных театров и вот уже тринадцать -- второму. Для юного зрителя играл Гамлета и Лукаша, выходил в «Трех мушкетерах» и «Коварстве и любви», в «Слуге двух господ» и «Униженных и оскорбленных», сыграл в двух пьесах Вампилова. Потом, на сцене академического театра, переиграл немало классики: был занят на ведущих ролях в «Женитьбе» и «Ревизоре» Гоголя, «Трех сестрах» Чехова, играл в «Селе Степанчикове» Достоевского и «На дне» Горького. Приходили новые режиссеры, и, как это бывает, появлялись новые роли -- в спектаклях «Человек есть человек» Брехта, «Проделка Великого Мертвиарха» Мишеля де Гельдерода, «Хвала тебе, Чума!» по Пушкину. Позднее были «Поминальная молитва», «Сидеть! Лежать! Любить!», «Тот, кто получает пощечины», «Дядя Ваня», «Не так? Живем как хочется!»…

А поскольку незадолго до перехода в драматический театр он окончил ГИТИС по специальности «режиссер-педагог», есть у него и собственные постановки. Педагогическим трудом занимался и раньше, к сегодняшнему же дню на его счету уже поколения воспитанников — профессиональных актеров...

Итак, наш сегодняшний собеседник — юбиляр, актер академического драматического театра имени Н.П.Охлопкова, режиссер-педагог, заслуженный артист России Александр Булдаков.

— Александр Анатольевич, когда вы выбирали дорогу — у вас была альтернатива?

- Если и была, то у моей мамы: она меня заставляла в политехнический поступать, запирала дома, чтобы я готовился к экзаменам... Но что толку было меня запирать, если я с 16 лет уже работал в театре кукол? До училища у меня был двухлетний стаж, я поступал уже с третьей категорией актера, даже и на гастролях побывал. Так что других вариантов для меня не было: пошел в Свердловское театральное.

- Как потом оказались в Иркутском ТЮЗе?

- Мы вместе с Олегом Пермяковым уже какое-то время поработали у ре-жиссера Преображенского - втроем потом и решили махнуть в Иркутск.

В ТЮЗ приехали в сентябре 72-го - по пути, помню, в вагоне, «Утиную охоту» Вампилова прочитали. Всю дорогу говорили о ней... А приехали в Иркутск - здесь все в трауре: Вампилов утонул.

— Как складывались взаимоотношения с новым театром?

- Здесь тогда главным режиссером был Титов, который очень хорошо по-дбирал труппу. Репертуарная политика строилась интересно, с ориентаци-ей на молодежь города. ТЮЗ был тогда театром для молодых, его любили и охотно посещали студенты, ребята из университета, институтов, были клубы при театре - словом, шла интересная и интенсивная жизнь. Труппа была отборная, особенно мужской состав - это отмечали критики тех времен, Крымова например. У каждого из нас, актеров, своя ниша. Была возможность развиваться, расти. Ну и Преображенский, с которым мы приехали, хорошо вписался. А потом приехала дорогой для меня человек, с которой мы очень дружили, - Ксения Владимировна Грушвицкая, - она вообще очень сильно повлияла на меня. Она умела создавать ауру вокруг себя. Энергетика у нее была мощная. Она собирала, объединяла, зажигала людей. Ее образованность, высокая культура и человеческое обаяние были очевидны...

Грушвицкая проработала в театре три сезона, а какой след оставила! «Коварство и любовь», где мы играли, где Володя Гуркин играл, был на очень хорошем уровне, даже по нынешним меркам. Ко мне подходят иногда люди, которые до сих пор вспоминают спектакли тех лет. Как о них тогда спорили!

— Действительно, почему так было? Вы сами как объясняете? Что, театр был другой?

- Безусловно, другой! То, что общество вступило в рыночные отношения, накладывает отпечаток на всю нашу жизнь, и в театре это видно. С одной стороны, мы должны думать о зрителе. Театр должен быть демокра-тичным, внятным - хотя бы для какой-то части публики. И спектакли могут быть разными - эстетскими или приближенными к шоу, развлекательными, - самое главное, чтобы режиссер не был обделен вкусом, умом: тогда его работа может быть интересной. Хуже, когда полуобразованные и даже хулиганствующие постановщики не стесняются создать эпатажную ситуацию любыми средствами... Я видел спектакль, где Тригорин в «Чай-ке» любит не только Аркадину и Заречную, но и всех персонажей мужского пола. Или «Три сестры» - это заключенные, они живут в бараке, поют блатные песни, им заклеивают рот скотчем...

— Вы правы, мы видим порой очень вольное понимание драма-тургии.

- Театр, конечно, переживает период поиска новых форм, новых вы-разительных средств, но, мне кажется, уходит из театра серьезное отно-шение к жизни. Этого сегодня не хватает, и правы те зрители, которые го-ворят: актеры - лицедеи, они вышли развлекать. Какой-то буржуазный те-атр. Все ярко, красиво, весело, и текст становится лишь поводом, а не выражением авторской философии. Вообще, театр был, на мой взгляд, более содержательным. Я уж не говорю о тех выдающихся режиссерах, которые, не меняя ни слова в тексте, могли сделать спектакль суперсовременным.

С другой стороны, конечно, театр должен развиваться, это же живой ор-ганизм. Приходят новая драматургия и молодые режиссеры - это должно быть, и никуда от этого не денешься, тем более в такие переломные време-на. И неудивительно, почему, скажем, «dос.театр» становится прямо-таки культовым театром.

Это самый посещаемый современный молодежный театр. Гришковец, Сигарев - конечно, это новые пути, это прорыв - точно так же, как Вампилов в свое время или как некоторые новые театры XX века. Важно лишь понимать, ради чего перестраивать реалистический театр, что должно стоять за этим?

Вот я сейчас для своего второго курса ищу материал - у нас по программе должна быть современная пьеса. Я пересмотрел кучу пьес о молодежи Арбузова, Розова, Алексина, - но нынешним молодым сложно, наверное, понять те проблемы, которыми жили тогда авторы и все общество. Но вот друзья мне прислали диск, там больше тысячи современных пьес. Читаю - и оторопь берет. Это пьесы о нынешних человеческих отношениях - и они повергают в шок! Это и сам по себе сюжет, и использование ненормативной лексики... А с другой стороны, это ведь действительно правда, и это, может, даже талантливо. Братья Пре-сняковы, Олег Богаев - ведь они не случайно анти-Букеры получают и ра-зные другие премии...

С одной стороны, черная драматургия, нам она кажется беспросветной, но, наверное, надо с вниманием к этому относиться, а не просто отмахиваться и говорить, что этого нет. Страшновато, правда, за них браться. Я, в конце концов, взял отрывки из вампиловских пьес. Это прелесть, будто ключевую воду пьешь. А у нынешних ребят нет света в конце тоннеля. Они про этот тоннель пишут, но - беспросветно. А театр все-таки не должен разрушать - он должен оставлять надежду. Это мое глубокое убеждение.

— То есть, подводя итог этой части нашей беседы, — новая лексика, новая тема приходит в театр, а идеи нет. Мало просто показать жизнь - надо ее осмыслить.

- Конечно, в том-то и дело: ради чего это все? Про что человек мучается, за что болеет? За что борется? Я считаю, и русская литература, и русский театр всегда несли просветительскую и духовно-нравственную идею, они могут совершенствовать человека, а не просто показать мне, какой я плохой.

Думаю, что лучшие спектакли и сегодня все же выполняют эти задачи, неважно, в какой форме решен спектакль.

— Вы на все это — и на нынешнюю драматургию, и на состояние театра — смотрите глазами не только актера и режиссера, но и гла-зами педагога. Что вы стараетесь передать своим ученикам, воспи-тывая их для служения этой профессии, этому театральному делу?

- Да, я преподаю уже 26 лет, принимал участие в разработке концепции и организации экспериментального курса в театральном училище, - и прихожу к выводу, что надо учить не только и не столько профессии. Потому что навыки, профессиональные законы поведения на сцене - можно привить, но не это главное. Главное - воспитание личности. Сейчас это особенно актуально, потому что, к сожалению, статус профессии, престиж ее упал, к нам приходят не очень образованные, не очень культурные ребята. Некоторые вообще плохо понимают, что такое театр, что такое культура, искусство. Это идет от общего состояния молодежи.

Нам давно надо признать, что не мы самая читающая страна, и я сам вижу, как трудно подростка, молодого человека оторвать от компьютера и усадить за книжку. Потому так важно, чтобы студенты изучали литературу, понимали изобразительное искусство, вырабатывали человеческие, нравственные критерии. Только тогда человек получает право становиться актером, тогда он не будет просто марионеткой в руках режиссера.

— Я почувствовала, что у вас особое отношение к Вампилову, к Че-хову. И все же — есть любимые роли, любимые драматурги? Ключе-вые, особо значимые работы?

- В этой связи вспоминается почему-то одна из последних моих ролей - Крутицкого в «Не так? Живем, как хочется!» Островского. Очень важная для меня работа. И хотя этот спектакль - некоторый стеб по поводу нашей жизни, некий новый подход к классике через яркое режиссерское преломление, - зрители после спектакля ко мне подходят и говорят со мной об этой роли. Для меня это важно.

— А как вам работается сегодня?

- Вообще, в театр меня в 93-м год пригласили Стрельцов и Борисов, за что я им очень благодарен, этот факт стал поворотным моментом в жизни. Более того, я попал в удивительный творческий коллектив, дружный, в котором комфортно работать, который тебя поддерживает и помогает. Коллектив, который ищет новое, но, несмотря на эксперименты, пытается сохранить традиции русского психологического реалистического театра. Пытается не скатиться в ту коммерциализацию, в которую подталкивает жизнь.

— События личной жизни тоже влияли на вашу актерскую судьбу?

- Как говорила Алла Демидова, «я похоронила всех своих родственников, играя роли». Конечно, личностный опыт не проходит даром, формирует душу человека и влияет на сознание, на сердце – это, безусловно.

Вспоминаю случай - я играл Лукаша в спектакле у Кокорина «Лесная песня», и последняя сцена - Лукаш приходит на пепелище, когда дом его сгорел, жена ушла, любимой нет... Задумывалась мощная сцена, монолог на этом пепелище - и он у меня никак не получался. Кокорин злился на ме-ня, кричал... И здесь у меня умирает мама. Я поехал на похороны, вернул-ся - и вот это событие, этот приобретенный опыт утраты близкого человека - он вдруг сработал. На уровне сознания ли, подсознания... Но это такие актерские тайны... Чехов говорил, что творческому человеку, художнику, писателю нельзя быть счастливым. Актер тоже открыт на какие-то болевые моменты.

— Чем для вас стал театр? Жизнь, часть жизни?..

- Это образ жизни, конечно.

— Вы преподаете. Ставите. Играете. Другое дело, что все это цеме-нтируется одним — театром. Наверное, вы счастливый человек.

- Актер счастлив тогда, когда востребован. Но - вижу, молодые наступают на пятки, уже ученики рядом работают на сцене... И надо философски отнестись к мысли, что реже будет твоя фамилия появляться в приказах по распределению. Понимаю, что не надо излишне драматизировать... Может, в конце концов, купить дачу?