Уже 4-й день в Иркутске идут гастроли Санкт-Петербургского театра «Мастерская». Бабр публикует интервью с художественным руководителем и режиссером «Мастерской» - Григорием Козловым.
 

Досье: Григорий Козлов. Родился 6 марта 1955 года в Ленинграде. Режиссер-постановщик, театральный педагог, заслуженный деятель искусств России (2006), Лауреат Государственной премии России, премии «Золотой софит». С 2010 года – основатель и художественный руководитель театра «Мастерская». В 2015 году был награжден Премией им. Г. А. Товстоногова «За выдающийся вклад в развитие театрального искусства».
 

- Григорий Михайлович, это интервью я хотел бы начать с цитаты. Но цитаты не из СМИ, в которой перечислялись бы заслуги респондента, - как в таких случаях принято, а цитаты из художественного произведения, которая, на первый взгляд, никакого отношения к беседе не имеет. Позволю себе прочесть: « …подоплека меня не интересует. Важен факт: вас использовали, а вы молчите... Вы же молчите, Дима! Почему вы молчите? Как вы можете молчать, приходить в дом, разговаривать с Николаем Васильевичем, с другими... Согласитесь, это как-то несколько, ну, что ли, невысоко с точки зрения морали...». Думаю, вам знакомо…
 

- Да, (улыбается) это «Дом на набережной» Трифонова – одна из любимых моих повестей.
 

- Можно ли сказать, что эти слова обозначили поворотный момент в вашей биографии?
 

- Да. Они меня заставили задуматься. Вообще, у меня с этим произведением связано очень многое и очень личное. Вот, например, первый отрывок, который я поставил, будучи на втором курсе, - он назывался как раз так: «Почему вы молчите, Дима?». Это была курсовая работа. За социальную позицию режиссеры мне тогда баллы снизили, хотя курс за меня заступался. Но, кстати говоря, мои любимые педагоги, которые этот отрывок смотрели, похвалили меня. Или вот еще одно знаменательное событие. «Дом на набережной», поставленный на Таганке Любимовым – это один из первых спектаклей, смотря который, я испытал шок. Это был 79-ый год. Главную роль играл Вениамин Смехов, Виталий Шаповалов играл профессора Ганчука… других сейчас не вспомню, но все играли очень хорошо. Мы смотрели этот спектакль с моим другом, ныне педагогом по актерскому мастерству, Григорием Ефимовичем Серебряным. Это действительно был замечательный спектакль, он производил впечатление и вызывал… поймите правильно, я не люблю высоких слов, но он - вызывал гражданские чувства. После этого спектакля Гриша Серебряный, вернувшись в гостиницу, где мы тогда жили и где постояльцев обсчитывали, пошел ругаться с администрацией и потребовал жалобную книгу(смеется). В общем, этот спектакль призывал к поступкам.
 

- Ждать ли Юрия Трифонова уже в вашей постановке?
 

- Мне хочется его поставить. У меня даже есть инсценировка - «Дом на набережной» и «Исчезновение» - соединение этих двух произведений в один спектакль. К этой идее я постоянно возвращаюсь. А вообще, Юрий Трифонов меня многому научил (хотя я и познакомился с его творчеством достаточно поздно, к своему стыду). Не только прозой, но и теоретическими статьями. Любопытно было также узнать, какие у него любимые авторы, он их называл: Пушкин, Достоевский…
 

- А вы не задумывались, почему именно Трифонов вас так живо интересует?
 

- Признаюсь, я не знаю, зацепил ли бы он меня, если бы я не посмотрел «Дом на набережной» на Таганке… Но Трифонов был безумно совестливый человек, а мне такие люди интересны. И, между прочим, меня всегда заинтриговывали названия его произведений: «Предварительные итоги», «Другая жизнь», «Долгое прощание», «Обмен». И, конечно же, манера письма - он пишет, не осуждая. И при этом ты чувствуешь, ка́к рутина затягивает человека, как он начинает делать поступки не свойственные ему. Ты действительно понимаешь, что такое может произойти с каждым.
 

- Вы отметили, что у Трифонова названия произведений интригуют. При этом понятно, что в заглавие выносится ключевая тема или мысль. В определенном смысле это коррелирует с работой театрального режиссера, когда, готовя постановку, нужно сформулировать сжато и емко сверхзадачу спектакля. Как вы подходите к этой задаче?
 

- Скорее, мы с актерами во время репетиций определяем, а после - уточняем тему. А так - я просто знаю, чего я хочу, каким должен быть результат.
 

- Случалось ли во время репетиций, чтобы смысл произведения невольно переиначивался, ставил все с ног на голову?
 

- Пожалуй, один раз точно было. Я приехал в Красноярск ставить «Вишневый сад». А тогда я очень антипатично относился к Лопахину. Но тут, скорее я невнимательно прочел пьесу. Лопахин мне казался сухим, жестким, такой типичный бизнесмен. И как же поменялось мое отношение к нему за время репетиций! Я открыл в нем новые качества. И верно сказано, что у Лопахина - нежная душа. Для себя я даже сделал систему доказательств этого.
 

- Вы говорили, что вам безумно интересно читать отзывы зрителей о ваших спектаклях, отмечая при этом, естественно, что соглашаться можно не со всем. Но есть ли такой человек, от мнения которого бы вы зависели?
 

- Такого человека нет. Кончено, иногда ко мнению ближнего нужно прислушиваться, но поддаваться влиянию нельзя – даже если человек опытен или профессионал. Во время репетиций одного из спектаклей, мне режиссер, мой друг, говорит: «Слушай, а у тебя вон тот артист, стоит зажатый. Особенно шея». А у него такие обстоятельства – его по сюжету арестовать должны. И я решил для себя, что у этого персонажа в этой сцене шея должна быть зажата. Так и оставил.
 

- Некогда послушный и домашний мальчик, как вы говорили о себе сами, сейчас является одним из ведущих петербургских режиссеров, определяющих направление развития театра. Не могу сказать, что эта эволюция - когда человек из пятого ряда выходит на передовую линию - нетипична, но все же, как она совершалась в вас?
 

- Честно говоря, у меня нет времени раздумывать над этим. Я не знаю, в каких я рядах был, в каких остаюсь, в пятых, четвертых, третьих…Мы - люди практичные (улыбается). Главное, что есть театр, и есть много работы. А если все же и говорить о пройденном пути, то одно могу сказать точно: карьеры себе я не делал. После первого спектакля «Москва. Моление о чаше» (это - один из первых спектаклей Григория Козлова, и уже он принес успех режиссеру – прим. авт.) меня приглашали во многие театры. В том числе и в питерский ТЮЗ им. А.А. Брянцева, где я и задержался надолго. Как раз там и был сделан важный для меня спектакль «Преступление и наказание».
 

- А уже в то время была мечта о собственном театре?
 

- Эта мечта была всегда. Но если говорить о ее исполнении, то оно как-то все само собой произошло. То есть можно сказать, что мы с учениками просто занимались спектаклями, но занимались честно – отсюда и получилась «Мастерская».
 

- 37 лет назад на вас произвел сильное впечатление вопрос: «Почему вы молчите?...», прозвучавший со сцены театра на Таганке. А сейчас, в вашей «Мастерской» звучат вопросы или, быть может, воззвания?
 

- Не знаю, по-моему, воззвание звучит слишком громко. Знаете, всякое воззвание – есть ложь. Спектакль для того, чтобы человек подумал, попереживал. Словом, нужно обратиться ко внутреннему. Сцена не должна становится трибуной для лозунга.