Иногда мне кажется, что он был в моей жизни всегда. Но так повезло только его дочери Наталье и внуку Григорию. Я же увидел его на сцене впервые, когда мне было 17 лет. Тогда я, мальчик, выросший за кулисами любительских и очень провинциальных театров, впервые приехал из Ангарска в Иркутский драмтеатр на спектакль «Порт-Артур». Почти ничего не помню из того давнего спектакля, но вот китайца (крохотный эпизод!) почему-то запомнил.
 

Мое знакомство с Венгером долго развивалось по схеме «зритель — артист». Начиная со студенчества, когда расстояние между мною и сценой было максимальным (только галерка была по карману), я постепенно перемещался в партер. С тех пор помню его Мику Ставинского, Лаэрта, Мэкки-Ножа, Адуева, Кречинского, Тарелкина… И еще множество ролей. Уже тогда понимал, что мне вместе со всеми иркутянами выпало счастье видеть актера огромного дарования, темперамента, харизмы.
 

Особенно помнится давняя «Барабанщица» с замечательно красивой Диной Поповой в роли Нилы Снежко. Венгер играл там Мику Ставинского, агента немецкой разведки, замаскированного под офицера Красной армии. Без врагов и шпионов тогда советские пьесы и фильмы редко обходились, и не только про войну. Но обаятельный Мика так нравился публике, что его неизбежное разоблачение воспринималось мною как разочарование.
 

Кстати, Венгеру не так уж редко приходилось играть отрицательных персонажей. От его отвратительного Тарелкина («Смерть Тарелкина» Сухово-Кобылина), похожего на лысое привидение с пластикой паука, невозможно было оторвать глаз. Его бандит Мэкки-Нож («Трехгрошовая опера» Брехта) был обаятелен, элегантен, прекрасно двигался и великолепно пел зонги.
 

Он часто вспоминал одну из таких ролей, сыгранных им, тогда еще очень молодым артистом. Спектакль назывался «Остров Афродиты» — об оккупации Греции англичанами. Венгер играл офицера Ральфа Оуэнса, а пожилую греческую патриотку — замечательная актриса Галина Крамова. Игралась сцена допроса. Англичанин в ядовито-зеленом мундире должен был заставить женщину раскрыть все секреты борцов за свободу Греции. Режиссер настаивал, чтобы оккупант поднял подбородок гречанки стеком и прокричал: «Смотри мне в глаза!»
 

Но ведь перед молодым артистом стоял не кто-нибудь, а безмерно уважаемая им Крамова. Понятно, что Виля робел. Наконец, режиссер добился желаемого результата. Настолько, что во время спектакля с галерки раздался истошный крик: «Уберите со сцены эту зеленую сволочь!». Венгер не сразу понял, что это — высшая оценка его работы.
 

Все это я видел только из зрительного зала. А вот когда пространство между ним и мною сократилось до личного знакомства — не помню. Вспоминаются какие-то эпизоды, компании, закулисные встречи. Было короткое общение в телевизионном клубе «Бабочки», рожденном нашим общим другом Тэофилем Коржановским. Но век этого клуба, как и положено бабочке, был недолог. Более продолжительным было общение в творческом клубе «Сан-Рома».
 

И наконец, настал день, когда он мне сказал: «Какой я тебе Виталий Константинович! Виля, и все!» Когда зеленым юнцом я смотрел на него из зрительного зала, даже мечтать не мог, что он одарит меня своей дружбой. Несчастливцева, Подколесина, Адама, Тевье-молочника, Короля Лира я смотрел теперь с радостным ощущением, что у меня есть такой талантливый друг.
 

Я счастлив, что жизнь подарила мне эту дружбу. Горжусь тем, что мне повезло участвовать в создании четырех его последних книг — к одной из них он поставил предисловием мой очерк о нем, две последних я набирал на компьютере и редактировал, ко всем четырем придумал заголовки. Счастлив тем, что прикоснулся к этой долгой и красивой жизни.
 

Эта работа помогла мне узнать многое о его судьбе. О его детстве, которое начиналось в Москве в Малом Головине переулке, что на Сретенке, продолжилось в Берлине (Венгер-старший был направлен в Германию в качестве торгового представителя), где он мальчишкой увидел и запомнил первые ядовитые ростки фашизма. О том, как он пришел к единственно предназначенной для него профессии — артист. Об учебе в училище имени Щукина, где его товарищами по группе были Михаил Ульянов и Юрий Катин-Ярцев. В это же время учились Олег Стриженов, Юрий Яковлев, Юлия Борисова. А приобщали их к профессии ученики и соратники Евгения Вахтангова.
 

Еще одно большое везение, что мне удалось узнать его не только в профессиональной среде, но и в семье. Его жена, красавица Эльза, Эльза Павловна, была музыкальным педагогом, как и ее мама Анна Иоганновна. Музыкальную династию продолжила их дочь — Наталья Витальевна руководит фортепианным отделением колледжа имени Шопена.
 

Особой гордостью семьи стал внук Вили Гриша. Хоть он не выбрал профессию, связанную с миром искусства, но стал не только успешным в бизнесе, но и по-настоящему интеллигентным, культурным человеком. Об этом позаботилась вся семья, и прежде всего дед — он ненавязчиво, но последовательно и терпеливо приобщал его к театру. Вершиной этого процесса стало участие Григория вместе с дедом в церемонии вручения «Золотой маски».
 

«За честь и достоинство» — так называлась номинация, в которой получил самую высокую театральную награду Виталий Константинович Венгер. Григорий был в этот вечер, пожалуй, счастливее деда. Внук называл Виталия Константиновича самым близким другом, и это было сказано не только на юбилейных торжествах, об этом он писал в задушевных письмах. Это понятно — мало кому повезло иметь такого дедушку.
 

Так же были счастливы мы, кому повезло дружить с Вилей. А потом болезнь… Она не разделила нас, а еще больше сблизила. Пожалуй, все началось с того времени, когда мы снимали фильм под коротким названием «Виля». Тогда и образовалась наша маленькая компания, центром которой был он. В нее входили — Сергей Захарян, Евгений Корзун и я. Но сотворил эту ленту, смыслом которой была наша к Виле любовь, его друг, режиссер Изяслав Борисов, уход которого из жизни Виля пережил очень тяжело. Валерий Кирюнин — еще один член нашего братства имени Венгера.
 

Виля работал до последнего дня. На старенькой машинке, одним пальцем левой руки. Еще одна наша работа оборвалась с его уходом, не добравшись и до половины. Удастся ли закончить ее без него? Не знаю. Я еще не привык к мысли, что его нет.
 

В один из последних своих земных дней позвонил мне и радостно сообщил, что нашел дневник, который вел всю жизнь. Если разрешит Наташа, надо попробовать подготовить его к печати. Тогда жизнь Мастера продлится не только в памяти, но и в реальном воплощении.
 

У нас было место встречи и пароль — «Стекляшка». Так мы называли кафе «Бриз» возле дома Вили. Там собирались время от времени — чтобы увидеть друг друга, поговорить, выпить по чуть-чуть. Там нас знали, но особенно его. Наши разговоры порой переходили в споры, иногда довольно бурные, и тут в полной мере проявлялся его темперамент артиста. Он оставался Артистом до последнего дня. Именно так. С большой буквы.